Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
Деревенька Лютино — три десятка дворов — жила трудами, тихо, сытно, размеренно и неторопливо. Новых хозяев в лице Дубравы и Федора Афанасьевича поначалу приняли как должное, а вскоре и полюбили.
Романа не ждали, и потому радости было сверх всякой меры. Андрейка за лето подрос, вытянулся, Федор Афанасьевич от болезни оправился, потихоньку ходил, приглядывал за хозяйством, помогал в меру сил Дубраве.
В деревенские дела Роман не вникал, а все свое время отдал Андрейке. Пока не лег снег, ходили вдвоем на охоту, ловили рыбу. Роман учил мальчишку владеть мечом, пока деревянным, метать стрелы в цель, скакать на лошади, не боясь ни оврагов, ни поваленных деревьев, ни изгородей.
Дубрава, тревожась за сына и провожая в очередной раз «воинский поход на половцев или ромеев», всякий раз просила:
Все шло хорошо, и только один раз, когда Роман с мальчиком возвращались, усталые, домой, Андрейка спросил:
— Скажи, отец, а почему ты спишь один? Ты не хочешь, чтобы у меня были братья и сестры?
— Ты еще очень мал… — начал было Роман.
— Мне уже девять, — возразил Андрей, — и я знаю, как появляются на свет Божий дети.
Роман остановился, присел перед мальчиком и, положив ему руки на плечи, доверительно сказал:
— Я не хочу тебя обманывать, но и правды сказать не могу. Придет время, и ты все узнаешь. А мама твоя мне люба. Вот те крест, — перекрестился Роман. — Ну, а что не делю я с ней ложа, на то есть причина.
Больше подобных вопросов Андрей не задавал, но и без того двойственность положения доставляла Роману немало огорчений.
Как-то незаметно прошла зима. Сошел снег. Началась пахота. Близилась разлука. Роман, терзаемый ожиданием, все чаще уединялся, чем вызывал недоумение и тревогу у близких. Наконец, на Духов день прискакал из Владимира гонец: великий князь призывал Романа к себе.
2
В последний раз, вспенив воду веслами, лодки и насады ткнулись носами в глинистый волжский берег, над которым нависали поросшие лесом Дятловы горы.
— Здесь, на откосе, выгружаться, — указал великий князь и первым сошел по перекинутой доске на берег. За ним последовал набольший воевода Петр Ослядюкович, воевода строительной дружины Арефий Никитич, бояре, горохом посыпались за борта насадов и лодий гриди, дружинники, работный и пахотный люд владимирский и суздальский.
— Может, правее, на окской косе расположимся? Там положе и речушка течет, неглубокая, но светлая, как божья слеза, — предложил Арефий Никитич. — Я тут по осени был, все высмотрел.
— Веди! — приказал князь.
И правда, лучшего места для расположения строительной дружины не сыскать: обрывистый склон разрезала ложбинка, в которой, журча на камушках, перекатывалась речушка.
— Здесь и дорогу на кручу вести легче, — настаивал на своем Арефий Никитич.
Князь и сам видел преимущества этого места, но отменить приказ не захотел.
— Придут городчане, ростовцы, смоляне — разместим их здесь. А теперь, воевода, посмотрим, где граду стоять. Веди, коли бывал уже в этих местах.
Продираясь сквозь заросли орешника, Юрий Всеволодович, воеводы и десяток гридей охраны двинулись по склону вверх. Вначале попадались навстречу березки, сосенки, кои корнями, словно паучьей сетью, оплели склоны, а к концу подъема стеной стали вековые дубы.
— Далеко ли дубрава простирается? — обозревая ровную как стол площадь, поросшую дубняком, спросил воеводу строительной дружины великий князь.
— До противоположного склона, что к Волге сбегает, — ответил, радостно сияя глазами, тот. — А дуб-то хорош! Из таких бревен и стены что каменные, никакими пороками не расшибешь. Там же, за речушкой, — показал рукой Арефий Никитич на юг, — поначалу дуб, а далее сосна, лиственница. Токмо хоромы княжеские ставить из тех стволов: ровные, белые, душистые.
— А что, — обернулся Юрий к воеводам, — место знатное, здесь и быть граду! Стены вести по берегу окскому, по берегу волжскому, а замкнуть по берегу этой лесной речушки.
— Ого! — невольно вырвалось у Арефия Никитича. — Так здесь поболее трех верст кряду будет. Не осилить нонешним народом.
— Осилим! — уверенно произнес Юрий. — Миром возводить град будем, ибо служить ему всей земле володимирской!
К вечеру подошли городчане. Устин Микулич был несказанно рад встрече, рад тому, что великий князь наконец-то решился возводить крепость, им присоветанную, и потому ходил по берегу важно, эдаким задиристым петушком, встревая везде и всюду с советами, пока Юрий Всеволодович не приказал ему:
— Бери-ка ты, Устин Микулич, в свои руки хлебной припас. Народу на Дятловы горы пришло много, всех кормить надо, и кормить сытно.
На следующий день пришли лодии с мужиками из Москвы, Ярославля, Смоленска, Переяславля, к вечеру появились ростовцы, а в течение недели малым числом объявились работные, коих прислали князья Иван и Святослав. Но никто из братьев не откликнулся на призыв Юрия и не появился на Дятловых горах. Юрий затаил обиду, но никому об этом не сказал.
Взялись за работу дружно: валили лес, рубили башни, ставили стены, копали ров, насыпали вал. Потихоньку обживались: рыли землянки, рубили избы, по берегу речушки, названной Почайной, ибо место это напоминало Юрию Киев, словно грибы, вырастали баньки, чуть выше — кузни, где с раннего утра и до позднего вечера потные и черные от копоти кузнецы ковали топоры и лопаты.
На самом высоком месте, на юру, заложили церковь Михаила Архангела.
— Время придет, будет она белокаменной, с вызолоченными куполами и крестом, чтобы всяк плывущий по Волге или Оке еще издали видел крест сияющий. А пока возведем храм деревянный. Приступай, мужики, Бог вам в помощь! — перекрестился Юрий.
Все дальше и дальше отступал вековой лес от чернеющего свежиной вала, от поднимающихся над ним крепостных стен. Думая о весне, о том, что огромное скопище людей надо кормить, Юрий приказал на высвободившемся от леса пространстве корчевать пни, убирать камни, готовить землю под пашню и огороды. Своих гридей и часть дружинников он отрядил на заготовку мяса. Птицу били на Стрелице и островах в великом множестве, а зверя крупнее: кабанов, лосей, медведей — гнали в ловчие ямы, на обрывистый волжский берег, на просеки, где их поджидали мужики с рогатинами и копьями. Мясо и сало укладывали в дубовые бочки, пересыпали солью и закатывали их в выкопанные в склоне пещеры-кладовые под охрану сторожей и неусыпное, бдительное око городецкого воеводы. Точно так же заготовляли на зиму рыбу.
Начато было многое, рук не хватало. Юрий слал гонцов, требуя людей. Братья, словно сговорившись, не отказывали, но и мужиков не слали, ссылаясь на уборочную страду.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
