А если…
Люди в таких случаях говорили – голова кружится от открывшихся перспектив.
Добберам головокружение было неведомо, но человеческое выражение Вуралосу нравилось.
К сожалению вовремя перехватить артефакт не удалось, а ввязываться в открытое противостояние с Домом Тысячи Порогов не хотел даже Реннингтон. Оставалось внимательно наблюдать и ждать, когда они совершат ошибку.
Все шло своим чередом, пока в комбинацию не влез непредсказуемый Кинби. Шеф, узнав об этом, рассмеялся тихим мелким смешком, и приказал не вмешиваться.
Тогда Вуралос впервые засомневался, но решил оставить свои мысли при себе. Однако, сигнализацию проверил и навестил небольшой храм Лантоя, где техножрецы специализировались на безумно дорогих охранных амулетах.
После чего несколько успокоился и снова с головой погрузился в работу.
События развивались стремительно, Вуралос метался между штаб-квартирой Девятки, Домом Тысячи Порогов, нелегальными лабораториями Реннингтона и жилищем храта Л'рена – старательно опекаемого жреца Аланая-Кукловода. В свое время, Вуралос лично вывел его из-под судебной ответственности, и доставил в тихий пригород, под круглосуточный надзор двух смен астропатов и мантов из спецотдела.
Последние часы непривычно возбужденный Л'рен хлестал усами воздух и говорил, что на границе реальности собираются странные, невиданные им ранее, существа, пристально смотрят на Город, переговариваются между собой. Ждут.
Странное молчание хранили Воцарившиеся Боги. Верховные иерархи храмов Итилора и Леди Сновидений якобы ни о чем не подозревали, Окончательный Лодочник демонстрировал полное равнодушие, Лантой не появлялся…
Что-то назревало.
Узнав о смерти лейтенанта Марино, Вуралос второй раз всерьез занервничал.
Историю уголовника, которого прОклятый заставил писать на стене извинения вырванным языком, помнили все, кто о происшествии слышал. Вуралос, правда, надеялся, что сейчас Кинби будет не до подобных эффектов – обвинение в убийстве полицейских сфабриковали как нельзя вовремя.
Реннингтон обещал, что ситуация решится в ближайшие два-три дня.
Пока основной задачей Вуралоса оставалась незаметная подготовка захвата Дома Тысячи Порогов и, главное, нейтрализация спецгруппы, постоянно охранявшей Ангельскую Звезду и камеру с сумасшедшим ангелом.
Сегодня под утро он подошел к Реннингтону и попросил разрешения съездить домой, переодеться. Шеф резко обернулся, посмотрел веселыми безумными глазами, красными от постоянного недосыпа, и махнул рукой:
– Давай. К семнадцати возвращайся.
Подъезжая к дому Вуралос бросил взгляд на датчик системы безопасности, вделанный в приборную панель автомобиля. Тот мигал успокаивающим фиолетовым огоньком.
Браслет на запястье, служивший, помимо всего прочего, датчиком мант-системы охранной сигнализации, тоже помалкивал.
Вуралос с силой потер лицо – все же эта последняя операция здорово выматывала.
Несмотря на все внешние различия, добберы были куда ближе к людям, чем храты, и организм их реагировал на усталость примерно также как и человеческий.
Дико хотелось спать, в глаза словно насыпали толченого стекла, да еще и язык превратился в наждак, словно он, Вуралос, неделю брел по пустыне.
Он не стал загонять машину в гараж – поставил рядом с крыльцом и взбежал по ступенькам.
Открыл дверь, аккуратно притворил, запер. Лишь после этого открыл щиток сигнализации, набрал код, подтверждающий прибытие хозяина, и пошел на кухню. Пить хотелось страшно.
Браслет слабо дернулся на руке, когда Вуралос открывал дверцу холодильника. Доббер начал распрямляться, но из теней надвинулась черная фигура и все исчезло.
Придя в себя от жуткой боли, Вуралос попытался закричать.
Губы не разлеплялись, наружу проникало лишь жалкое мычание.
Задергал руками – жестко связаны за спиной. Непроглядная темнота – глаза заклеены. Второе лицо, из-за которого добберы получили презрительную кличку «янусы», упирается во что-то жесткое, повернуть голову не удается – примотана к ровной, обтянутой материей, поверхности.
Вуралос попытался выровнять дыхание.
Сильные пальцы зажали нос. Доббер мог задерживать дыхание на шесть, а то и семь, минут, но ужас не давал сконцентрироваться.
Пленник знал, кто пришел за ним.
Не хватало воздуха. Перед глазами поплыли черные круги.
Пальцы отпустили нос, Вуралос начал делать глубокий жадный вдох и тут же получил страшный, сбивающий дыхание, сотрясающий внутренности, удар в живот.
Обмякнув, доббер завалился набок. Рука невидимого мучителя ухватила его за пиджак, не позволила упасть.
– Если понял, кто я, – шепнул глухой, искаженный голос, – пошевели правой рукой. Ладонью сможешь.
Вуралос мгновение помедлил мгновение и пошевелил указательным и средним пальцами правой руки.
– Вот и умница, – шепнул Кинби ему в ухо, и сломал указательный палец.
Доббер затрясся, замычал, рванулся в сторону.
На этот раз вампир позволил ему упасть.
Поднял стул, поправил гладильную доску, к которой примотал широким скотчем голову пленника, потрепал по щеке. Заговорил громче:
– Я буду спрашивать. Ты будешь отвечать. Тогда не будет больно. Пока все ясно? Пошевели рукой.
Доббер задергал конечностями, пытаясь отодвинуться. Кинби поставил ногу в тяжелом кованом ботинке ему на колено, нажал:
– Будешь дергаться, сломаю ногу. Понял? Пошевели рукой.
Вуралос пошевелил левой рукой.
– Отлично, ты понятлив, – спокойно сказал Кинби и сломал ему указательный палец и на другой руке.
На этот раз он не отпускал мычащее, извивающееся тело, держа доббера за сломанный палец, пока тот не затих, дрожа всем своим мощным телом.
– Ты не думай, я тебе потерять сознание не дам, – утешил он пленника. – Итак, мы поняли друг друга. Сейчас я распечатаю тебе рот и ты будешь отвечать.
Это не было вопросом – Кинби констатировал факт, и именно от этого Вуралосу стало страшно настолько, что он едва не обмочился.
Щелкнуло что-то невидимое, щеки доббера коснулся холодный металл.
Кинби поддел ножом скотч, перерезал, дернул.
Вскрикнув от боли, пленник жадно задышал ртом.
Кинби ударил.
Вуралоса вырвало на собственную сорочку и брюки. Он не мог нагнуться, поэтому Кинби заботливо наклонил стул, чтобы сидевший не захлебнулся.
Здоровенный доббер отплевывался и рыдал.
– Теперь ты будешь отвечать, – равнодушно продолжил Кинби. – Вопрос первый, почему полицейских повесили на меня?
