— Я незаконнорожденная.
Лоретта закрыла глаза.
— Да, в глазах закона, возможно. Но не перед Богом. Господь одинаково любит всех нас. Мыс Коном любили друг друга. Мы собирались пожениться, когда ему исполнится двадцать один, но потом не смогли. Он был вынужден жениться на матери Джеймса. Но еще до той свадьбы мы произнесли свои обеты друг другу на нашей собственной тайной церемонии. Я чувствовала себя его женой с тех пор, как мне было семнадцать, а ему девятнадцать. Я очень сильно любила его. И сейчас люблю. Мы поженимся, Беа. На этот раз в церкви.
— А как я вписываюсь во все это? — холодно спросила Беа.
— Больше всего на свете нам бы хотелось, чтобы ты жила с нами. Кон хочет стать твоим опекуном.
— И все узнают? В этом случае я никогда не буду принята в обществе.
Ее очень практичный ребенок только что озвучил худшие страхи Лоретты. Незаконнорожденный сын еще может устроиться в этом мире, но незаконнорожденная дочь будет добычей всех негодяев Англии. Ее будут сторониться, у нее не будет друзей. Каким бы большим ни было ее приданое, на брачном рынке она будет встречена отнюдь не благосклонно. Такая несправедливость приводила Лоретту в негодование, но женщин всегда винят за грехи Евы.
— Нет. Мы сохраним это втайне. Мы не хотим причинить тебе еще больше боли. Я знаю, это было ужасное потрясение.
Беа держалась с куда большим самообладанием, чем Лоретта ожидала и заслуживала.
— А как насчет Джеймса?
— Мы оба, и Кон, и я, разговаривали с ним. Он знает, что ты его сестра. Думаю, он понимает, что нужно быть осмотрительным. — Лоретта вздохнула: — Я так долго жила во лжи, что, полагаю, уже не имеет значения, если так будет и дальше. — Она тяжело сглотнула. — Я боялась, что ты возненавидишь меня, Беа. Осудишь. Я не могу винить тебя за это, но для меня это будет невыносимо.
— Я не знаю, что чувствую. — Беа снова повернулась к окну и открыла задвижку. Теплый воздух ворвался в комнату, наполнив ее запахом свежескошенной травы и лета. На какое-то мгновение Лоретту охватила тоска по дому, но теперь ее дом там, где Кон.
Она сможет снова отказаться от своей дочери, если придется. Один раз ведь смогла.
— Ты должна сама решить, что делать, Беа. Где жить. Я не жду, что ты скажешь мне это сейчас. Возможно, ты захочешь поговорить со своими родителями.
Беа вскинула бровь, но ничего не сказала. Лоретта почувствовала, как горячая краска заливает шею.
— Ты ведь не была с ними несчастна, нет? Я знаю, они строгие, но они старались, как могли. — Ее окутал еще один слой вины. Винсенты казались чопорными в сравнении с ее собственными изрядно пьющими, беспечными родителями, но Лоретта была тому рада. Ее дочь в отличие от нее вырастет истинной леди.
— Думаю, они держали меня из-за денег, — тихо проговорила Беатрикс. — Я как-то слышала, как они спорили об этом. Хотели больше. Леди Коновер платила им?
Сердце Лоретты разрывалось на части.
— Вначале ее отец, а когда он умер, да, платила она. Мне нечего было тебе дать, Беа. Но они — Винсенты — любят тебя. Я знаю, что любят. Когда ты была маленькой, они регулярно писали мне. О твоих первых шагах. О твоем черном котенке. Как ты училась читать. Они гордились тобой. И гордятся.
— Это не имеет значения. Теперь большую часть года я живу в школе. С приютскими девочками. Родители… Они сказали мне, что слишком дорого ездить домой между семестрами. Но на самом деле я им не нужна.
— Ох, Беа! Моя дорогая девочка. Это не так. — Но разве Кон не говорил ей то же самое? Лоретта не могла больше сдерживаться. Она подсела к Беа на кушетку в оконной нише и погладила дочь по щеке.
Беа отстранилась от ее прикосновения.
— Я знаю, вы с лордом Коновером хотите как лучше. Вы не плохие люди, просто сейчас я не могу думать ясно.
— Я понимаю. Мне очень жаль, Беа. Так ужасно жаль причинять тебе такие страдания. Именно поэтому я не хотела ничего говорить тебе.
— Я рада, что вы сказали, кузина Лоретта. Но сейчас я бы хотела побыть одна.
Кузина Лоретта.
Лоретта неохотно поднялась. Когда Джеймса оставили одного, его проглотила земля. Но Беа не казалась рассерженной, она была просто печальной. Вся ее одежда упакована. Не убежит же она в одной ночной рубашке.
— Тогда я загляну к тебе попозже. Хочешь, я велю принести тебе сюда поднос с едой?
— Думаю, я еще посплю.
— Ну, тогда сладких снов. Я люблю тебя, Беа. Беатрикс опустила свой остренький подбородок и кивнула.
Лоретта прикрыла дверь, прогоняя печаль. Все прошло гораздо лучше, чем она надеялась, и все-таки это был один из худших дней в ее жизни. Впрочем, их было не так уж и много, но достаточно. День, когда Кон женился на Марианне. День, когда она оставила свою дочь в Корнуолле. И теперь, когда она обрела дочь, чтобы, возможно, потерять ее навсегда.
Ей нужен Кон, она должна сказать ему… что? Ничего еще не решено, не улажено. Может, было бы лучше, если б Беатрикс царапалась и шипела на нее, ненавидела ее, чем видеть эту печальную покорность на ее милом личике. Нельзя так выбивать почву из-под ног ребенка.
«Правда сделает тебя свободной», — говорил ей Кон, но Лоретта отнюдь не чувствовала никакой свободы. Приблизившись к комнате Джеймса, она услышала неожиданный звук его сиплого смеха, что немного ее успокоило. Джеймс полулежал, облокотившись на гору подушек, и его иссиня-черные волосы — отцовские — торчали во все стороны. На повязке, охватывающей плечо и предплечье, проступившее пятно было бледным, а не алым, как раньше. Кон сидел на стуле возле кровати, откинувшись на спинку.
— Как наш храбрый пациент? — спросила Лоретта, выдавив улыбку.
— Лоретта! — Кон вскочил и пошел ей навстречу. Он понизил голос: — Что случилось?
— Она знает. Она сейчас думает.
— Как она это восприняла?
Лоретта покачала головой:
— Она удивительно спокойна. Но так печальна! Я понятия не имею, что она решит.
— О чем вы там говорите? — спросил Джеймс. Голос его значительно окреп, охриплость понемногу проходила.
Кон схватил ее за руку и потащил в комнату.
— Мы говорим о нашей семье. Обо всех нас.
Джеймс смотрел настороженно.
— Не теперь, Кон, — прошептала Лоретта.
— Все в порядке, — сказал Джеймс. — Полагаю, вы собираетесь сказать мне, что поженитесь. Я не возражаю.
На этот раз почва была выбита из-под ног взрослых. На лице Кона отразилась неподражаемая смесь одновременно досады и облегчения, что он избавлен от еще одного признания.
— Спасибо, Джеймс, — пробормотала Лоретта.
— Вы уже сказали Беа? Все? Клянусь, я сдержал свое обещание, но это было нелегко.
