— Что ты сказала Джеймсу? Он, похоже, здорово изменился.
Ее губы защекотали его плечо.
— Что я была знакома с Марианной и знала, почему она сделала то, что сделала. Что люди не бывают только хорошими или только плохими. Ни ты, ни его мама. Ни я.
Она выскользнула из его объятий и натянула на себя простыню.
— Я собираюсь рассказать Беатрикс, Кон. Этой ночью я осознала, что жизнь слишком непредсказуема, чтобы продолжать лгать. Я даже себе лгала. Говорила, что защищаю Беа, хотя на самом деле только защищала себя. — Она тяжело сглотнула. — Она возненавидит меня.
— Не возненавидит. — Он поиграл с ее золотисто-кремовым локоном, упавшим на плечо. — Ты поступаешь правильно. Я уже разговаривал с ее родителями. То есть с Винсентами. — Он поморщился. Ведь это он и Лоретта — родители Беа. Но они как-нибудь возместят все те годы, что упустили. — У меня создалось впечатление, что они будут только рады избавиться от нее. — Кон поспешил продолжить, заметив тревогу на лице Лоретты: — Нет-нет, они не были ей плохими родителями. Они исполнили свой долг. Но она больше не маленький ребенок. Она взрослеет.
— Они боятся, что она станет такой, как я, — криво усмехнулась Лоретта.
— Надеюсь, что станет. Такой чистейшей души я больше никогда не встречал.
— Ох, Кон! Хотела бы я, чтоб это было правдой. С того момента как я решила, что ты должен принадлежать мне, я подлетала слишком близко к огню. Мои ангельские крылья опалились.
— Ты была такой юной, Лори. И ты, и я. Невозможно даже представить, что можно снова вернуть те годы. Но я бы не изменил ничего — ни единой секунды, — если это означает, что ты была бы в этой постели, рядом со мной. Выходи за меня. — Он опять поторопился, но ничего не мог с собой поделать.
— Я уже вышла, Кон. В сумерках одним августовским вечером. — Она тоскливо улыбнулась ему.
— На этот раз в церкви. Здесь или в Дорсете, мне все равно.
Лоретта молчала так долго, что Кон ощутил кислый привкус разочарования во рту, но потом проговорила:
— Я согласна.
— Слава Богу! — Он закрыл глаза, чтобы сдержать подступившие слезы. А когда открыл их, увидел, что щеки Лоретты мокры от слез. — Ты только посмотри на нас. Парочка плакс, да и только. Меня уже называют Безумным Маркизом, а ты теперь будешь моей Безумной Маркизой.
Лоретта вытерла лицо тыльной стороной ладони.
— Я пока не осмеливаюсь поверить в счастье.
— Хочешь, чтобы я был с тобой, когда ты ей скажешь?
— Нет, не думаю. Это то, что я должна сделать сама, как ты с Джеймсом. Но спасибо, что предложил.
Кон встал с постели и оделся.
— Пойду проведаю Джеймса. Если тебе что-то понадобится…
— Я знаю.
И она действительно знала. Он сделает все на свете, чтобы выполнить те клятвы, которое они дали друг другу в тот августовский вечер.
Лоретта чувствовала себя шпионкой, когда высунула голову из комнаты Кона, чтобы посмотреть, все ли спокойно. Коридор был пуст. Она затянула пояс халата потуже и направилась к себе в комнату. В доме было тихо, возможно, из-за больного и еще из-за того, что все его обитатели ужасно устали. Она спала в объятиях Кона не больше часа и теперь гадала, отдает ли себе отчет в том, что делает. Она собирается выйти замуж за Кона — снова — и признаться Беатрикс, что они с Коном ее родители. Два достаточно серьезных, изменяющих жизнь решения, которые, возможно, следовало бы принять завтра, а не сегодня. Но завтра ее трусливая сущность может вновь заявить о себе.
В комнате у нее было прибрано, а кровать расстелена. Лоретта с тоской посмотрела на нее, но все же стала одеваться. Она надела платье и причесалась. Приведя себя в божеский вид, она направилась к комнате Беа. Постучала.
— Войдите.
Беа сидела на сиденье в оконной нише, все еще в своей белой с оборками ночной рубашке.
— Доброе утро, соня. Или уже день?
— Я не спала.
— Тебя, бедняжку, забросили со всей этой суматохой из-за Джеймса. Помочь тебе одеться?
— Мне все равно.
— Беа, что случилось? Ты хорошо себя чувствуешь?
Беа свернулась клубочком и прислонилась к стеклу. Она бросила на Лоретту крайне странный взгляд, потом отвернулась.
— Когда мы уезжаем?
— Это одна из причин, почему я пришла поговорить с тобой. Я знаю, ты хочешь остаться здесь на все лето.
— Мне все равно, — повторила Беа.
Это было совсем не похоже на Беатрикс. При всей своей природной сдержанности этим утром она казалась уж слишком отстраненной.
— Ты, должно быть, сильно устала. Спасибо, что посидела с Джеймсом. Я еще не видела его. Как он?
— Я забыла про его чай.
— С ним сейчас отец. Уверена, он позаботится об этом. Бедный Джеймс потерял голос, и чай пойдет ему на пользу. Чай все лечит. — Лоретта весело болтала, но чувствовала, что что-то не так. Вряд ли Джеймс нарушил свое обещание. Он, в конце концов, почти не может разговаривать. Но если он бредил… — Беатрикс, можно мне присесть? Мне надо сказать тебе кое-что важное.
Беа не шелохнулась. Лицо ее было по-прежнему прижато к стеклу, руки обнимали колени.
— Не знаю, с чего начать.
— С начала, — пробормотала Беа, все еще отвернувшись.
— Ну да, в общем… — Колени у Лоретты дрожали, а сердце неистово колотилось. — Если я начну с начала, моя история займет некоторое время. — Она подтащила стул к сиденью в оконной нише. — Как думаешь, ты могла бы смотреть на меня, пока я буду говорить?
Беа чуточку повернулась.
Она знает.
Лоретта не представляла откуда, но могла бы поклясться жизнью, что Беатрикс уже знает правду и уже наказывает ее. Сложив вместе поразительный портрет, внимание Кона и поддразнивания Джеймса насчет цыган, она обо всем догадалась.
Поэтому Лоретта не стала ходить вокруг да около, а перешла прямо к главному.
— Я твоя настоящая мать, Беа, а лорд Коновер — твой отец. Мы оба очень сильно любим тебя. — Она не собиралась извиняться за свои «грехи», ибо не любить Кона она не могла. Не могла и не может.
Теперь все внимание Беатрикс было направлено на нее и, как ни невероятно, едва заметная улыбка приподняла уголки ее губ.
— Я знаю.
Лоретта почувствовала, как воздух с шумом вырвался из легких.
— Тебе Джеймс рассказал?
— Нет. Он не мог дождаться, когда избавится от меня. Я подслушала разговор Сейди с Надией.
— Ох, моя бедная Беа! Мне так жаль. — Лоретта боялась встать и прикоснуться к дочери, поэтому одеревенело сидела на стуле, обхватив пальцами подлокотники.
