Приехал покалымить. Переспал с местной, с туземкой, и уехал. Я, видите ли, полукровка. С одной стороны, это неплохо. Ведь полукровки бывают очень красивы и талантливы. Все это правда. Но слишком далекая кровь — это… В общем, считается, что люди, в которых соединилась кровь слишком разных рас, испытывают странный внутренний разлад. Понимаете, какой-нибудь бледнокожий северянин и, скажем, чернокожая… Когда смешивается такая разная кровь, много вероятностей, что смесь получится гремучей…
Ну вот.., я жил в этом поселке… Мать, как и полагается типичному представителю малого народа, не выдержавшего столкновения с цивилизацией, пила по-черному. Огненная вода! Здешний бич. Все туземцы повально хронические алкоголики. По сути, я был никому не нужен. Спал с собаками, питался рыбными объедками. Потом… Вы верите в зигзаги?
— В зигзаги?
— Да, в резкие, невероятные зигзаги судьбы…
Моя жизнь вся сплошь из таких резких и необъяснимых поворотов. Представьте, меня вдруг пожалел и приютил заезжий геолог. Более того, когда срок его экспедиции закончился, он увез меня с собой в город.
Я считаю его отцом. Он умер, когда я уже был студентом. Потом был диплом, служба, война. А потом опять зигзаг… Все поменялось. Я познакомился со шведкой из миссии Красного Креста. Очень быстро поженились — и я уехал вместе с женой. Лорен занималась воистину «милосердием без границ». В это входило и спонсирование моей стажировки в центре трансплантации. Я начал работать… И все было о'кей!
Я был в начале головокружительной карьеры, вершиной которой могла бы стать уникальная операция по трансплантации, профессионально я был готов к ней.
Мой руководитель, хирург мирового класса, считал, что я подаю огромные надежды. А потом….
— Снова зигзаг?
— Точно! Вы все-таки верите в зигзаги? Я совершил ошибку, практически служебное преступление…
Без умысла. Но это было квалифицировано как этическая ошибка. Мне удалось избежать приговора, суд не смог доказать моей вины. Но ни в одно серьезное место на работу меня уже не брали. Потеря репутации! Со шведкой мы к тому времени уже расстались.
И вот с таким своим прошлым и настоящим, со своими опытом, знаниями, квалификацией я вернулся в Россию… Прямо в самое кипенье криминальных страстей. А на войне как на войне, сами понимаете…
Думаю, когда мы встретились с «дядей Костей», еще ничего ни у него, ни у меня не было в голове определенного. Но это, знаете, как если бы в химической колбе вдруг, по воле случая, собрались все необходимые ингредиенты. И тогда достаточно мелочи, например нужной температуры — и реакция начнется… Неизбежно!
Однажды я признался Кубоцкому, какое я потерпел крушение и как роковым образом не осуществилась моя мечта об уникальной операции. И вот в какой-то день нашего знакомства, наших разговоров, когда мы немало уже знали друг о друге, Кубоцкого осенило. План был фантастичен, но не неисполним.
Для меня это означало, что я могу заработать сумму, которая на годы вперед обеспечит мое будущее.
Знаете ли, когда в детстве ночуешь вместе с собаками, это накладывает отпечаток на всю оставшуюся жизнь.
Панически боишься, что снова вернешься на дно.
Для «дяди Кости» это означало разом решить все проблемы и конфликт с отцом Дэзи, его другом и партнером. И более того — встать у руля и стать наконец первым, а не, как всегда, «вечным вторым»…
Мне надлежало лишь исполнить часть плана.
А потом я вдруг подумал… А почему бы и мне не встать у руля? Главным и единственным.
Он закрыл глаза и прошептал:
— Страшный, пронзительный звон стоит в ушах.
Вы знаете, что, по верованиям моего народа, звон в ушах означает, что человека окликает покойник?
— Нет… Никогда о таком не слышал.
— Понимаете? Он зовет меня. Отец этой девочки…
— Как вам все-таки удалось все это осуществить?
— Кубоцкий пошел на большие затраты. Но все было сделано по высшему классу. Новейшее оборудование, как для передвижного полевого госпиталя.
Операционная на уровне последних мировых достижений хирургии — все соответствовало поставленной задаче. Но это того стоило… «Дядю Костю» можно понять: в случае успеха он бы получил столько…
Можно было бы построить еще пять высококлассных больниц и не обеднеть при этом… А я все думал, где это сделать… И выбрал это место, этот заброшенный поселок-призрак.
Климов скривил губы то ли от боли, то ли усмехаясь:
— Думал, в такой глухомани не опасно: нет свидетелей, никто не помешает… А еще я думал: дома и стены помогают!
— Не помогли?
— Нет. Знаете, в детстве мать все время рассказывала мне про нашего бога Торума. Это были очень красивые сказки. У нас ведь, у язычников, много богов. И все помогают… Вы никогда не слышали про нашего главного бога Торума?
— Нет.
— На верхнем, на седьмом небе выстроен его священный дом с серебряным дымоходом и с золотым дымоходом, — говорила мне мать. — Дом его полон богатства. И в нем семь отделений. В одном отделении хранятся книги судьбы, куда занесены жизненные пути каждого человека. Перед домом столб, чтобы привязывать верховых лошадей. На священном лугу с золотой травой пасутся лошади, коровы, овцы.
Небесный бог охотится в лесах. А выглядит он, как седой старец в сияющих золотых одеждах. Он сидит на небе на золотом стуле, держит в руках золотой посох и наблюдает в дыру за жизнью на земле. Его глаза, говорила мне мать, похожи на восходящее солнце, величиной они «с Обь, с море». Его уши величиной с лист кувшинки. Они как «уши черной дикой утки с тонким слухом». Понимаете? То есть, говорила она мне, он все видит и все слышит! И я всегда, когда был маленьким, был уверен, что в эту дыру в небе он видит и меня. И поэтому я старался вести себя правильно…
А потом судьба — наверное, та, что записана в одной из его книг! — увела меня далеко отсюда. И я забыл про старика на седьмом небе, который наблюдает в дыру за жизнью на земле… И за мной наблюдает в том числе! И может, из-за того, что я об этом забыл, все так и получилось? Как ты думаешь?
— Может, — согласился Никита.
Очевидно, он был очень хорошим врачом. Во всяком случае, его последний диагноз оказался абсолютно точным. Он умер, как и обещал, ровно через час.
Успев точно в срок закончить свой рассказ.
Лопухин накрыл его брезентовым краем палатки.
И закурил.
Азарт схватки, когда на кону стоит жизнь, прошел.
Ужас, вызванный зрелищем человеческой смерти, притупился. И пришло время подвести итоги.
Лопухин обозревал залитый лунным светом пейзаж и понимал со всей очевидностью, что в таком обломе он никогда еще прежде в жизни не был. Не пейзаж, а кладбище…
