которые помогли обеспечить безопасную доставку нашего снаряжения и оружия к самолету без посторонних глаз. Мы летели не на коммерческом рейсе, но иметь своего человека, или в данном случае женщину, для доставки всего необходимого в ангар было очень полезно.
— Мне нужно отвлечься от того, что наш отец разрушил нашу жизнь. — Алессандро не собирался оставлять это без внимания, не так ли? С тех пор как я переехал в Шарлотту и понял, как я отношусь к Марии, этот человек был для меня шипом в заднице. Для человека, который утверждал, что у него нет сердца, он целый год заставлял меня следовать своему.
— О чем ты думаешь? — Алессандро взглянул на Константина, который убирал свою винтовку Ruger Precision Rifle, предпочитаемую им для стрельбы на дальние дистанции.
Константин уперся рукой в потолок над головой.
— Папа сделал то, что сделал, для мамы. Она бы не пережила смерть дочери и трех сыновей в тюрьме. Все, что он делает, он всегда делает ради нее, ты же знаешь.
— Он сам тебе это сказал? — удивленно спросил я.
— Ему и не нужно было. Эта женщина — его мир. Он готов ради нее на все. — Нейтральное выражение лица Константина немного смягчилось, это было послание для меня: Ты готов на все ради Марии. И я готов. — По мнению отца, он делал то, что считал нужным, даже если это означало предательство слова, данного ей, и заставляло нас жить так же, как он жил в Италии.
Алессандро встал и подошел к разложенному оружию, отодвинув в сторону чехол, в котором хранился наш карабин М4 — короткоствольная винтовка, предназначенная для ближнего боя.
— Все равно ни у кого из нас не было шансов. Ты ведь понимаешь это? — Константин взял Алессандро за руку, побуждая его посмотреть на него. Мой брат медленно повернулся лицом к Константину, его плечи были по-прежнему расправлены, тело напряжено. Он был готов к бою. Но он не мог выстрелить, чтобы избавиться от этой проблемы. Нашего прошлого. — Мы все были в жопе задолго до смерти Бьянки. — Константин вбил в него суть. — Просто посмотри на прошлое нашей семьи.
— Я в это не верю. Мы могли бы сделать что-то другое со своими жизнями. — И все же в тоне Алессандро сквозило поражение.
Константин отпустил Алессандро, его взгляд переместился на Хадсона, который молчал во время нашего семейного разговора.
— А если я скажу тебе, что настолько испорчен, что никогда не бросал, что тогда? — Алессандро посмотрел на меня, в его серых глазах читалось извинение. — Как я уже сказал, у меня зависимость.
Я выпрямился от шока, и мне потребовалось мгновение, чтобы осознать его слова.
— Значит, все эти разговоры о том, что тебе не хватает охоты, и ты никогда ничем не удовлетворен, были чушью?
И почему Константин не выглядел взбешенным? Или Хадсон, если уж на то пошло?
— Я не могу отворачиваться в другую сторону, когда происходит что-то плохое. Можешь ли ты винить меня? — спросил Алессандро, пытаясь преуменьшить значение того, чем он занимался в течение двух лет после нашей предполагаемой отставки. — Но я скучаю по тому времени, когда мы были одной командой. Ничто в гражданском мире не может с этим сравниться.
— А ведь это правда, — пробормотал Хадсон под нос, нарушив молчание.
— И я. — Константин кашлянул в закрытый кулак, его взгляд неловко переместился на меня. — Я тоже не остановился.
— Вы шутите? Все эти разговоры о… — Алессандро замолчал, поняв, что он собирается повторить то, что я только что сказал о нем. — Значит, мы действовали в одиночку, когда могли бы объединиться? Что ж, это отстой. — Он посмотрел на меня, словно проверяя искренность моего удивления.
— Я перестал, когда переехал в Шарлотту, — подтвердил я, а затем переглянулся с Хадсоном.
Хадсон провел ладонью по своей бородатой челюсти, опустив глаза в пол.
Алессандро посмотрел на Хадсона.
— Черт. Ты тоже?
— Хотя я уже много лет не лишал никого жизни, если это улучшает ситуацию? — Хадсон пожал плечами.
Хадсон никогда не участвовал в сделке с правительством, но это потому, что мы не назвали его имени при аресте. Но он всегда был рядом с нами, когда мы разбирались с несправедливостью по своему усмотрению.
— Похоже, ты единственный, кто действительно вышел в отставку и изменился, брат. Кажется, у тебя есть шанс на нормальную жизнь, — сказал мне Алессандро.
Изменился. Это слово пробивало себе дорогу в моем сознании, пока я осмысливал правду, которую с трудом признавал из страха, что она не может быть правдой.
Я ушел от той жизни, а Мария и Наталья помогли мне удержаться. Контролировать себя. И я полагал, что работа на кухне была для меня еще одним способом сбежать. Кроме того, я никогда не читал и не смотрел новости. Убедился, что все оповещения на моем телефоне отключены. Я бы не выдержал, если бы узнал о том, что какой-то мудак причинил боль невинному человеку, и я ничего с этим не сделал.
Я изменился, не так ли?
— Нам нужно сосредоточиться на сегодняшнем дне. Все остальное мы сможем обсудить позже, — заявил Константин. Но что было выяснять? Они должны были остановиться, как мы и договаривались, верно?
Сглотнув неприятный комок в горле, я решил переключиться и спросил:
— Ты действительно сможешь работать с Картером?
Константин сжал шею сзади.
— А какой у меня выбор?
— Хорошо. Только не начинай выяснять отношения с ним. — Я покачал головой. — И, может быть, мы все переживем эту ночь.
Глава двадцать шестая
Энцо
— Покончим с этим. Давай, врежь мне. — Константин повернулся и сделал движение в сторону человека, который выглядел так же устрашающе, как и мой брат.
Вот тебе и «не выясняй отношения». Я обошел Константина и раскинул руки, преграждая Картеру дорогу к нему.
— Для нас всех будет лучше, если у него будут оба глаза, когда мы пойдем нарушать несколько десятков законов сегодня вечером, — сказал я Картеру на случай, если он обдумывает это предложение.
— Он прав, — заметил Джесси, встав между Картером и другим своим товарищем по команде, Джеком Лондоном. Джек был армейским спецназовцем и после этого работал в отделе специальных операций ЦРУ. Я знал только одно: если Джесси ему доверяет, то и я ему доверяю. — Сегодня нам нужно быть командой, — продолжал Джесси. — Оставим прошлое позади.
Константин обошел меня, двинув локтем, чтобы подойти к Картеру.
— Дай угадаю, — начал он, — в пистолете, который ты держишь наготове, не резиновые пули. Что вы планируете? Мы с братьями попадем под случайный перекрестный огонь?
