замолчать. Начинаем! Я считаю до трех, и только тогда стреляйте. Кто выстрелит раньше, получит пулю в лоб.
Легко представить, сколь напряженно ожидали дальнейших событий все присутствующие. Они встали в два ряда, образуя широкий коридор, в конце которого стояли мы. Воцарилась тишина.
— Вождь кайова начинает, — сказал Виннету. — Один… Два… Три!
Я стоял неподвижно, лицом к своему противнику. Тот прицелился и выстрелил. Пуля пролетела рядом со мной. Никто не издал ни звука.
— Теперь очередь Шеттерхэнда, — произнес Виннету. — Один… Два…
— Минуточку, — остановил я его. — Вождь кайова повернулся ко мне боком, хотя я стоял прямо.
— Как хочу, так и стою! — ответил Тангуа. — Никто не может мне запретить. В условиях этого не было!
— Конечно, и Тангуа может встать как захочет. Он повернулся боком и думает, что я не попаду в него. Он ошибается, я обязательно попаду и могу выстрелить, ничего не сказав, но хочу поступить честно. Я обещал прострелить ему правое колено, но если он встал боком, пуля раздробит оба колена. Пусть теперь поступает как хочет: я его предупредил. Хуг!
— Стреляй пулями, не словами! — орал Тангуа, и не подумав встать прямо.
— Шеттерхэнд стреляет, — повторил Виннету. — Один… Два… Три!
Раздался выстрел, Тангуа издал громкий крик, уронил ружье, раскинул руки и рухнул на землю.
— Уфф, уфф, уфф! — раздались крики со всех сторон, и индейцы, столпившись, стали рассматривать, куда попала моя пуля.
Я тоже подошел, и краснокожие с уважением пропустили меня к Тангуа.
— В оба колена, в оба колена, — слышалось справа и слева.
Наклонившись, Виннету осматривал рану стонущего Тангуа и, увидев меня, сказал:
— Пуля прошла именно так, как предсказал мой брат: колени раздроблены. Тангуа никогда не поедет верхом, чтобы пересчитать чужие стада.
При виде меня раненый разразился ужасной бранью. Я прикрикнул на него, и он умолк.
— Я предостерегал тебя, но ты не послушался.
Тангуа старался не стонать, потому что индеец должен стойко переносить боль. Он прикусил губу и угрюмо смотрел вдаль. Потом, собравшись с силой, сказал:
— Я ранен и не смогу вернуться домой, придется пока остаться у наших братьев апачей.
Виннету отрицательно покачал головой и решительно возразил:
— Ты покинешь наше пуэбло, мы не станем держать у себя конокрадов и убийц. Хватит того, что мы взяли с вас выкуп вместо крови.
— Но я не смогу сесть на лошадь!
— Рана Сэки-Латы была тяжелее, и он тоже не мог ехать верхом, однако прибыл сюда. Думай о нем почаще! Тебе это будет полезно. Кайова собирались сегодня уехать от нас, и пусть будет так. Если завтра мы встретим на наших пастбищах кого-нибудь из вас, то поступим с ним так, как вы собирались поступить с Сэки-Латой. Я сказал! Хуг!
Виннету взял меня за руку и увел. Толпа расступилась перед нами. Подойдя к реке, мы увидели Инчу-Чуну в лодке, которой управляли два посланных к нему апача. Виннету поспешил к реке, а я подошел к друзьям поговорить.
— Наконец-то, наконец-то мы можем с вами поговорить! — воскликнул Сэм. — Скажите нам, что это за волосы вы показали Виннету?
— Те самые, что я отрезал у него.
— Когда?
— Когда освободил его и Инчу-Чуну.
— Разве вы… ко всем чертям… вы… гринхорн… вы их освободили?!
— Самой собой…
— И не сказали нам ни слова?
— А зачем?
— Как вы это сделали?
— Как любой гринхорн.
— Да говорите же толком, сэр! Это же было невероятно трудно.
— Да, вы даже сомневались, сможете ли вы сделать это.
— А вы сделали! Либо у меня совсем нет мозгов, либо они малость подпортились.
— Первое, Сэм, первое!
— Что за дурацкие шутки! Нет, посмотрите на него! Освобождает индейцев, носит при себе чудодейственную прядь волос и никому об этом ни слова! А на вид такой порядочный! О, как обманчива бывает внешность! А что же произошло сегодня? Я так и не понял. Вы утонули и вдруг опять выплыли!
Я ему все рассказал, а когда закончил, Сэм воскликнул:
— Дорогой мой человек! Что за тяга к проделкам, чтоб мне лопнуть! Простите, я вынужден еще раз спросить: вы действительно впервые на Западе?
— Да.
— А в Соединенных Штатах?
— Тоже.
— Ну тогда мне этого просто не понять. Во всем новичок — и одновременно мастер. Никогда такого не встречал! Я вынужден похвалить вас, именно похвалить. Вы очень хитро вели себя, хи-хи-хи! Только не вздумайте возомнить о себе Бог знает что. Вы еще успеете натворить глупостей, и вам очень далеко до настоящего вестмена!
Сэм отнюдь не собирался закончить на этом свою речь, но подошли Виннету и Инчу-Чуна. Старый вождь долго и испытующе смотрел мне в глаза, как до этого смотрел его сын, и наконец сказал:
— Виннету рассказал мне обо всем. Вы свободны. Простите нас. Сэки-Лата храбрый и хитрый воин, он победил многих врагов. Выкурим трубку мира?
— Да, я хочу быть вашим другом и братом!
— Сейчас мы пойдем в пуэбло, где мой победитель получит удобное жилье. Виннету останется здесь, чтобы навести порядок.
И мы — уже свободные — вошли в крепость, которую покидали пленниками, приговоренными к мучительной смерти.
Глава 5
ЯСНЫЙ ДЕНЬ
Я вернулся в пуэбло и только теперь разглядел, какое это было огромное и величественное сооружение Почему-то принято считать, что народам Америки далеко до вершин цивилизации. Однако трудно согласиться с тем, что люди, которые сумели сдвинуть подобные каменные глыбы и построить из них крепость, неприступную даже для современного оружия, стоят на более низкой ступени развития. Споры о принадлежности современных индейцев к потомкам древних цивилизованных племен Америки не утихают до сих пор, и не следует делать поспешные выводы, будто путь к дальнейшему развитию им заказан. Разумеется, при условии, что их не сгонят с родных земель, иначе они просто-напросто погибнут.
По лестницам мы поднялись на третий этаж, где располагались лучшие комнаты пуэбло. Здесь жил с детьми Инчу-Чуна, и тут же выделили помещения для всех нас.
Моя комната оказалась просторной, правда, без окон, однако света, который падал через высокие и широкие дверные проемы, вполне хватало. В комнате было пусто. Ншо-Чи вскоре украсила ее шкурами, покрывалами и всякой всячиной, так что неожиданно для меня стало очень уютно.
Хокенс, Стоун и Паркер получили точно такой же «номер».
Когда мое жилище было прибрано и я наконец-то мог расположиться в нем, Ншо-Чи принесла красивую резную трубку мира, табак, сама набила ее и зажгла. Я затянулся раз-другой, а девушка сказала:
— Эту трубку посылает тебе мой отец, Инчу-Чуна. Он сам привез священную глину, а я вылепила
