class="p1">Не мог же я ему сказать, что по этому поводу вспомнился мне анекдот-быль: не знаю, кто в машине, но за рулем сам Брежнев!
— Да! Компания у нас та еще! – Цикалиоти тоже понимал некоторую несуразность состава нашей шайки "Веселые ребята".
Только перешли мост и оказались в старом городе, как нас уже поджидала новая и совершенно неожиданная напасть. Теснота улочек старого города – дело привычное. Но когда ты тащишь увесистый паланкин и лицом к лицу сталкиваешься с несунами с громадными тюками размером с церковный купол, тут – амба!
«Да, уж! Этот город не перестает меня удивлять!»
Вот и сейчас я стал свидетелем классической пробки ХIХ века. Только пробку эту создали не многочисленные автомобили. Хватило двух, следовавших к нам навстречу худых и жилистых (как они это делают при такой худобе?!) турок с тюками, заслонявшими небо, на горбах, и нашей четверки «рысаков».
И, конечно, тут же поднялся крик и ор. Турки пеняли на нашу, мягко говоря, несообразительность. Мы все молчали, кроме отца Варфоломея. Видимо, в нем уже накопилась достаточная ярость, которая требовала выхода. Ну и пошло-поехало: басурмане, нехристи, куда прешь, зенки разуй...
«Ой, ой, ой! – заохал я про себя. – Мы и так, как три тополя на Плющихе! И зачем нам сейчас кузнец?! Да, чтоб тебя! Что меня так киношным вирусом заразило? Давай, сделай что-нибудь!»
— Подержи! – приказал я Цикалиоти.
Дмитрий, перехватил, округлив глаза и крякнув. Я побежал вперед, встал перед отцом Варфоломеем.
— Батюшка! Очень вас прошу! Нам сейчас скандалов не нужно!
Слава Богу, батюшка прислушался, замолчал.
— Давайте чуть назад и вбок. Пропустим их! – призвал компаньонов.
Прислушались.
— Ставьте! – махнул рукой.
Паланкин поставили на землю. Турки, одержавшие победу, успокоились, замолчали, протиснулись мимо. Публика, привлеченная шумом, но, не получившая, как того хотелось, кровавого зрелища, расходилась разочарованная. Я выдохнул, пошел к своему месту. Взяться за ручки мы не успели.
— Коста Варвакис! – раздался победный вопль сбоку.
Мы оглянулись. На нас, выставив руку, указывавшую на меня, надвигался начальник стражи. Лицо его светилось кровожадной улыбкой.
«Твою мать! Точно какой-то киношный вирус над городом!» — неожиданно подумал я в эту минуту, поскольку вид начальника стражи напомнил мне сейчас классического злодея индийского фильма.
Полицай уже стоял рядом. Уже в такт своим воплям тыкал мне рукой в грудь.
— Ты думал, самый хитрый? Ты думал, что ты всех обманул? Ты просчитался, жалкий грек! Меня ты не проведешь! Я с самого начала знал, что ты украл золото Никоса. Знал, что ты все равно выдашь себя. Но я терпел! – стражник упивался собой. – Я терпел! И сейчас я получу свою награду! А ты получишь свою! И уже никто тебя не спасет!
А я вовсе и не думал, что я самый хитрый. Идиот ты, полицай в тюрбане! Я сейчас изо всех сил держусь, чтобы не дать тебе в морду! И не раз, и не два. Чтобы расколошматить твою рожу в кровавое месиво. Ты, гётверан, меня, человека ХХI века, подверг телесным пыткам! А за такое...
...Я сдержался, понимая, что поставлено на карту. Выслушал весь этот «индийский» монолог до конца. Не отводя глаз, без какого-либо намека на испуг. До начальника стражи что-то начало доходить. Перестал брызгать слюной. Только дышал тяжело. Я опустил глаза на его руку, так и оставшуюся на моей груди после последнего тычка. Потом опять посмотрел на него. Он тут же руку убрал.
— Ну что ж ... — полицай отвел взгляд и бросился к паланкину. Резко отбросил шторку.
Кровожадная улыбка тут же сошла с его лица, уступив место недоумению и страху. В лоб полицая уткнулось дуло пистолета.
[1] Курс серебряного рубля к ассигнациям был плавающим. Порой он опускался до соотношения 2.8 или поднимался до 4. Соотношение 3.5 было коэффициентом, на который ориентировалось Казначейство.
[2] Подтверждено, что Кольт видел этот револьвер во время плавания в Индию. И он стал прообразом «кольта».
[3] Существовала разновидность револьвера Коллиера с автоматической прокруткой барабана. Но пружина постоянно ломалась, и от нее отказались.
[4] Пароход «Нева» совершил 200-дневный переход из Балтики в Черное море в 1830-1831 году. По сути, это был первый круиз русского корабля под парами вокруг Европы.
Глава 18. Побег.
Следом за пистолетом в окне паланкина появилось свирепое лицо Спенсера.
Если бы я предугадал этот кадр с упирающимся в лоб начальника стражи пистолетом и с тут же побледневшей от страха его кровожадной мордой, я бы сам настоял часом ранее на том, чтобы мистер Эдмонд сел в паланкин. Так-то я, хитрый грек, как обо мне выразился этот, уже отпрянувший от паланкина и распрямившийся, полицай, всего лишь упросил Спенсера сопровождать нас во избежание каких-либо – да что там, каких-либо, – во избежание любых случайностей, конфузов, неприятностей.
Упрашивать, к слову, особо и не пришлось. Спенсер сам загорелся и жаждал принять участие в нашей ночной эскападе. Все-таки, этот белотелый англичанин, надо признать, был не робкого десятка мужик и по-хорошему азартен. И я был удивлен и расстроен, когда мы с Цикалиоти подошли к Санта-Марии, где нас ждали отец Варфоломей и Фалилей, и не обнаружили Спенсера.
— А Спенсер? – спросил я тогда.
Отец Варфоломей только отмахнулся, сдерживая неприличествующие его сану слова. Фалилей без особых затей просто ткнул пальцем в паланкин. Спенсер знал толк в эффектных выходах. Цветастая шторка паланкина приоткрылась. Эдмонд выглянул с довольным лицом.
— Не правда ли, Коста, — спросил он меня елейным голосом, — тренировка очень важна, когда что-либо делаешь впервые?
Я тут же поднял обе руки.
— Один – один, мистер Спенсер! – признал свое поражение.
Эдмонд был доволен.
…Теперь же из паланкина доносился отнюдь не елейный голос.
— Что за черт! – метал молнии Спенсер-громовержец. – Ты что себе позволяешь?! Как ты смеешь нарушать мой покой и границы моего частного владения?!
Я подумал, что прямой перевод такой довольно высокопарной речи вряд ли будет понятен стражнику и вряд ли его окончательно отрезвит. Поэтому «что за черт» мной был заменено на «какого хера», а всю остальную часть спенсеровской филиппики я превратил в реальную угрозу.
— Эдмонд-паша разъярен. Он этого так не оставит. Хочет обратиться к кади и потребовать для
