тебя самого жестокого наказания!
Полицай задергался, пытаясь найти выход.
— Но...Но... — губы его дрожали. – Но его там не должно было быть!
Я посмотрел на него так выразительно, что он все понял без слов. «Тоже, нашел мне оправдание!» — говорил мой взгляд. Стражник поднапрягся и выдал, следуя классической полицейской «логике»:
— Там должна быть женщина!
— Он говорит, что в паланкине должна была быть женщина, – смиренно перевел я Спенсеру.
— Тем более! – раздался львиный рык Спенсера в ответ.
Эдмонд рявкнул так, что стражника буквально отбросило на пару шагов.
— Тем более! – повторил Спенсер, не снижая уровень децибелов. – Это уже вообще последняя степень падения мужчины при исполнении: врываться без стука и без предупреждения в зону женской приватности.
Я перевел. Полицай, выслушав перевод, впал в полнейший ступор. Справедливости ради, и я никак не мог связать заявления мистера Эдмонда в правильную логическую цепочку. Но от меня сейчас этого и не требовалось.
Спенсер, понимая, что добился своего, что стражник попросту лишился дара речи и более ни на какие действия не способен, закруглился.
— Пусть уходит и больше не смеет попадаться на моем пути!
Сказав это, Спенсер не посчитал для себя возможным ждать ответа стертого им в порошок неприятеля. Он откинулся вглубь паланкина, закрыл шторку.
Полицай с угасающей надеждой в глазах посмотрел на меня. Я тоже смилостивился.
— Мистер Эдмонд сказал, что ты можешь идти. Сейчас он не даст ход делу. Но если ты еще раз попадешься ему на глаза — тут я развел руками, — тогда не обессудь. Пощады не будет!
Начальник стражи все это проглотил. Кинув на меня полный ненависти взгляд, он развернулся и быстро зашагал прочь. Уверен, что в этот момент он последними словами поминал не меня, а этих непонятных «инглезов», которые совсем свихнулись, коль позволяют себе передвигаться в паланкинах, как последняя баба!
Мы переглянулись, не сговариваясь, выдохнули.
Шторка паланкина опять приоткрылась. Выглянуло довольное и уже миролюбивое лицо Спенсера.
— Как вам представление, Коста?
— Честно говоря, мистер Эдмонд, я уже начинаю не на шутку удивляться и поражаться количеству ваших талантов. Вы, оказывается, еще и неплохой актер.
— Неплохой?! – Спенсер фыркнул.
— Хороший актер, удивительный! – я поспешил исправить свою оплошность.
Спенсера такая оценка удовлетворила.
— Ну, тогда продолжим нашу тренировку! – предложил он нам, вновь обретя привычную невозмутимость, и исчез за шторкой.
Я кивнул честной компании на паланкин. Все взялись за свои шесты.
— А этот англичанин... — отец Варфоломей не стал заканчивать, а просто покачал головой, что означало, что этот джентльмен его удивил и вполне заслуживает оценки «ничего так, молодец, хоть и англичанин»!
...До Тиграна добрались, слава Богу, уже без еще каких-либо приключений. Сбросили, наконец, паланкин со своих плеч. Признаться, устали порядком. Сияющий Спенсер выбрался наружу, не без удовольствия всех нас оглядел.
— Какой впечатляющий старт нового приключения! Когда бы я еще прокатился на руках по Стамбулу, хоть и в паланкине? Что же касается вас, мои друзья… Тяжело в учении – легко в бою! — вдруг провозгласил он, чем вновь ошарашил меня до состояния отвисшей челюсти. – Я же не ошибаюсь, Коста? Так же говорил ваш extremus полководец Суворов?
— Нет, не ошибаетесь, мистер Эдмонд.
— Опять вас удивил? – он рассмеялся.
— Опять, – признался я.
— И каков же счет между нами?
— Я начинаю безнадежно проигрывать, мистер Эдмонд!
— Ну, ну! Выше нос, Коста! – Спенсер кивком поблагодарил Тиграна, передававшего ему в этот момент чашку кофе. – Я, например, очень надеюсь на то, что и вы еще не раз меня удивите! И даже не надеюсь, а верю! Иначе...
Договаривать не стал. И так было понятно, что Спенсер не считает меня паршивой овцой и не собирается поэтому довольствоваться лишь клочком шерсти. «Ему нужно от меня шерсти на десяток шуб, – думал я, принимая свою чашку из рук Тиграна. – Да только и я намерен как следует поживиться за твой счет, «инглез». Еще посмотрим, каков будет окончательный счет!»
Впрочем, следовало признать, что этот самый счет – с точки зрения моего долга чести – уже перевалил черту, за которой нельзя было смотреть на Эдмонда, как на противника. Вообще-то, он сейчас рядом, рискует вместе с нами ради меня. Делает, а не языком треплет. Я же пока лишь обещаю. Мне следовало подумать об этом, когда схлынет накал событий.
...Цикалиоти, выпив свою чашку, вызвался провести рекогносцировку на местности. Посмотреть все ли тихо вокруг караван-сарая. Мы ответили, что в этом сейчас особой нужды нет, но и лишним тоже не будет. Попросили его быть осторожным. Цикалиоти ушел.
Отец Варфоломей и Фалилей в углу тихо беседовали о Боге. Спенсер опять забрался в паланкин, предупредив всех, что поспит немного. Действительно заснул! Не храпел, и на том спасибо!
Тигран сел рядом со мной.
— Друг мой, – заговорил на армянском. – Вы же приведете Мариам и Ясина сюда?
— Да, – я удивился вопросу, поскольку Тигран знал весь наш план.
— Потом сестра и племянник сядут в паланкин, и вы покинете мою лавку?
— Да, – степень моего удивления нарастала.
— А завтра утром вы сядете на пароход, и покинете Константинополь...
— Да.
Тигран грустно усмехнулся.
— Когда вы придете сюда с сестрой и племянником, ни до чего уже времени не будет. Вам нужно будет торопиться...
И тут я понял, наконец, что мудрый старик пытался все это время до меня донести. И, как только я это понял, глаза мои поневоле заблестели от выступающих слез.
— Да, друг мой, – глаза Тиграна тоже блестели. – Скорее всего, в этой жизни мы больше никогда с тобой уже не увидимся. Так что, давай сейчас попрощаемся, как следует. Чтобы потом не жалеть, что не успели этого сделать.
Мы крепко обнялись.
— Тигран... — слова с трудом прорывались через перехваченные спазмом связки...
— Не нужно слов, мальчик мой, – Тигран тихо похлопал меня по спине. – И так все понятно.
— Я хотел сказать, что мне даже нечего тебе подарить на память обо мне.
— Ты сделал мне самый роскошный подарок из тех, которые один человек может дать другому.
— И что же это за подарок?
— Хорошие воспоминания о хорошем друге.
— Ты как всегда прав, мудрый старик –
