лодка, на которой мы приехали, — с нее лет пятьдесят назад свалился Тонино Смеральдиць-старший и остался инвалидом. Его жена, чье имя, собственно, и носит эта лодка, страдала эпилепсией и лет десять тому назад погибла во время…
Синиша рассказывал о самых страшных и мрачных событиях, когда-либо случавшихся на Третиче, пересказывал все те истории, что он слышал от Тонино и старался записывать в бесполезный компьютер. Периодически он оборачивался и с садистским удовольствием смотрел на обеспокоенные лица своих спутников.
— Во время карнавала они не переодеваются ни в какие костюмы, а просто поджигают самую старую и больную козу и пускают ее бежать вон туда, это называется Пьоц, а потом не дают ей сворачивать в переулки. Я не мог на это смотреть, но я слышал ее, господи, как она визжала, стенала, просто ужас, почти полчаса… А знаете, что они делают в канун Рождества? У них есть обычай, «ягуонь» называется, когда они выбирают одну овцу и…
Синиша говорил без остановки, не позволяя никому даже подумать о том, чтобы задать какой-нибудь простой, будничный вопрос и, тем самым, хоть на минуту разбавить его садизм. К Зоадруге гости подошли уже совершенно измученными.
— А вот и место, где я работаю! — торжественно объявил он и, войдя в Зоадругу, покричал:
— Шьор Барзи, муожте ноам портоаре пьет бир?
Потом он отвел их на второй этаж и показал на двери, закрытые на два замка:
— Тут мы храним гробы, на случай чьей-нибудь смерти и похорон, у меня там внутри есть своя лопата — кто-то же должен копать могилы, верно? А здесь… здесь располагается офис поверенного правительства Республики Хорватии.
Синиша опустил правую руку в карман брюк, тот, в котором он всегда хранил ключи от своего офиса, и замер. Растерявшись от невероятной встречи посреди моря, а потом увлекшись запугиванием премьера и Жельки, он напрочь забыл о Селиме и Зехре!
— Твою ж мать! — тихо выругался он, стоя перед дверью. Ничего, скажу им, что забыл ключи на «Аделине».
— Синиша, эт ты? — послышался изнутри слабый голос Зехры. — Синм-м-м-м-м…
Синиша снова выругался, а телохранители в ту же секунду встали у него за спиной, загораживая своими телами премьера.
— Да, Зехра, это я… Селим, отпусти ее, все в порядке, можешь открывать!
Премьер медленно попятился назад к лестнице, Желька за ним.
— Все под контролем, господин Месняк? — шепнул Звонко, сунув руку под куртку.
— Да, абсолютно, — успокаивающе ответил ему поверенный. — Вот только я сейчас буду выглядеть как полный идиот.
Он четыре раза постучал в дверь:
— Ты слышал, четыре раза, это я! Открывай, не бойся, здесь нет Джамбатисты, со мной только председатель правительства! Тьфу ты, черт… Твою мать, я серьезно тебе говорю! Селим? Все ясно, придется петь… Стрэйнджерс ин зэ найт, ту лонли пипл, ви вёр стрэйнджерс ин зэ найт… Селим, собака, открывай! Я не знаю, смеяться мне или плакать, черт бы тебя подрал!
Замок дважды клацнул, и дверь немного приоткрылась.
— Щто за херня? Ты один? — спросил его Селим вполголоса.
— Нет, говорю тебе, — ответил Синиша и захохотал, показывая пальцем назад. — Пре-хе-дсе… Премь-хе-хе-ер… И со-хо-хо-ветница! Вот черт, ну и дела…
Селим высунул голову в коридор. Он вздрогнул, увидев Звонко и его мрачного коллегу, но потом заметил рядом с лестницей премьера:
— О, братан, я тя с Лиссабона не видель!
— Фейз… Ферхатович? Ты?! — удивленно пробормотал премьер, потом раскинул руки и направился к Селиму.
— Привет, солнц, — сказала, выбегая, Зехра и быстро поцеловала изумленного Синишу в губы. — Если б ты ток знал, как я хочу писать… — добавила она и побежала вниз по лестнице мимо обескураженной Жельки.
* * *
— Ну, вот и все, — закончил Синиша. В офисе сидели только они с премьером.
— Честно сказать, когда ты начал рассказывать, я думал, что будет страшнее. Ферхатовичу я в любом случае помогу: это плут и лохотронщик, каких мало, но я уже давно задолжал ему услугу, задолжал услугу… С вышкой тоже проблем не будет: я отправлю письмо, и все решится за неделю-две, можешь не беспокоиться.
— Хорошо, пусть приезжают с антенной и экскаваторами, но не прямо сейчас. Надо будет это как-то встроить в общий ритм с организацией выборов. Чего мы достигнем, поставив им антенну еще до голосования?
— Конечно, конечно… Значит, когда мы с этим разберемся, ты вернешься на работу в Загреб?
— Разумеется. Как только Селим и Зехра дадут мне о себе знать из какой-нибудь третьей страны: не из Хорватии и не из Италии.
— Отлично, тогда договорились. Значит, я могу рассчитывать на тебя где-то через месяц. Поехали на яхту, пообедаем.
— Еще кое-что… Вы можете постоять на якоре перед входом в бухту, так же как вы стоите сейчас, до утра? Прямо с полицией? Чисто чтобы боснийцы успели собрать вещи, все дела.
— Даже не знаю, мы планировали быть в Загребе уже завтра вечером.
— Успеете, главное, чтобы шкипер был готов выйти не позднее семи утра.
— Им что, до вечера времени не хватит? Кто собирается по ночам?
— Могу я рассчитывать на приватность? Все случилось так быстро, а я бы…
— А ты бы хотел провести прощальную ночь с этой бритоголовой малышкой, да? Ну хорошо, ну хорошо…
Пока Синиша закрывал свой офис, премьер спросил его:
— Они что, правда хранят внутри гробы?
— Ага. Это логично. Кто у них сможет сделать гроб за один или два дня?..
— А ты, ты правда подрабатываешь могильщиком? Подрабатываешь могильщиком?
— Да не то чтобы подрабатываю, но… За последние полтора месяца умерли два человека, а мы с Селимом здесь самые молодые и самые сильные, вот нас и попросили. Раз уж мы заговорили об этом, могу я вас попросить еще кое о чем?
— Эй, смотри только, чтобы это не вошло у тебя в привычку, знаешь ли… Что еще?
— Не затруднит ли вас сходить со мной ненадолго на кладбище, очень быстро. На одну из упомянутых мной могил.
— Хватит, прошу тебя, ты уже целый час мурыжишь нас своими ужастиками, а теперь хочешь, чтобы я пошел еще и на кладбище, еще и на кладбище… Чья это могила, которую нужно почтить, кто в ней?
— Самый верный и ревностный сотрудник, когда-либо служивший нынешнему правительству. Тонино Смеральдич, мой переводчик и палочка-выручалочка для всех на этом острове.
— Подожди, по документам, если я правильно помню, этот тип должен быть твоим ровесником, верно? От чего же он умер?
— Он откусил себе язык во время приступа эпи…
— Ладно, ладно, хватит, хватит! На этом острове есть хоть что-нибудь хорошее, что-нибудь нормальное?! Нет, я
