«Столько раз — это один?!»
Откладываю телефон и качаю головой. Сложно отстаивать позицию, когда тебя попросту не воспринимают всерьез. Аргументы пропускают мимо ушей. Желания, потребности и просьбы — игнорируют. Но это мелочи. Ничего не омрачит сегодняшний день!
Только тот, кто неделю пролежал в больничной палате на шесть человек может понять то, что я ощущаю. Через пару минут уже полностью собрана и готова к выходу.
Напоследок обнимаюсь с девчонками. С некоторыми за эти тревожные дни мы сблизились настолько, что обменялись телефонами. Возможно, продолжим общение в будущем. Я бы хотела. Потому что среди моего окружения беременных пока нет. И, наверное, не скоро появятся. Я — та, что преждевременно открыла счет.
Документы получаю быстрее, чем планировала. Родители уже ждут внизу, не терпится их увидеть. Одевшись, сбегаю по лестнице, толкаю дверь.
Дневное солнце ударяет в лицо, слепит, заставляя на миг остановиться. Глаза слезятся. Будто из пещеры выбираюсь, вот какое на ум приходит сравнение. Папа встречает первым, мы обнимаемся. Потом с мамой крепко. Сердце щемит. Я рада, что они в порядке.
– Тетя Галя просила передать, что ей очень жаль, – говорит отец.
– Да, знаю, она звонила несколько раз. Надо было раньше думать.
– Поедем домой скорее, у нас суп с фрикадельками, салат, курицу запечем! – торопит мама. – Мы так по тебе соскучились, дочка! Елку не разбирали, подарки ждут.
Мешкаю. Оглядываюсь, и замечаю чуть вдалеке Матвея. Он смотрит на нас, слегка улыбается. Руки в карманах. Подойти то ли не решается, то ли не хочет. А я... просто глазам не верю! Это он! Боже, боже! До смерти ведь соскучилась!
Чуть отстраняюсь от родных и спешу к нему. Матвей идет навстречу. Смотрим друг на друга.
Синхронно ускоряем шаг.
Почти бежим...
И встречаемся на середине дорожки! Я кидаюсь ему на шею, он подхватывает, приподнимает от земли и прижимает к себе крепко–накрепко.
Сердце колотится, сжимается от счастья! Я хочу его чувствовать. Срочно. Немедленно!
Между нами так много слоев одежды... но это ерунда. Вот тон, рядышком. Живой. За мной приехал!
Всё еще поверить не могу, что мы обнимаемся. Долгожданные секунды в кожу впитываются, витаминами организм насыщают. Я мечтала о них. Господи, да я просто бредила!
Когда было совсем тяжко, время подгоняла. И лишь теперь осознаю, что позади худшее.
Матвей на секунду усиливает хватку, вжимая меня в себя. Смеюсь! Наконец, опускает на землю. Я шмыгаю носом, потому что до полного выздоровления еще долго. Он усмехается.
Наклоняется, и касается моих губ своими. Трепещу. Кожу покалывает. Он колючий весь, не брился давно. Но пусть, мне нравится. Я над землей парю в эти секунды.
Мы снова обнимаемся.
– Ко мне? – уточняет, вглядываясь в мое лицо.
Киваю.
– Да. Пожалуйста. Я больше не могу жить с ними. Не могу и всё. Ты обещал, что заберешь, если станет невыносимо.
Он тоже кивает. Двигаемся по плану.
Поднимает глаза на моих родителей и говорит:
– Пойдем поздороваемся.
Было бы легче сбежать, конечно, не оглядываясь. Но мы так не сделаем, это подло. Беремся за руки, подходим. Матвей здоровается, ставит перед фактом, что мы едем к нему. А за вещами заскочим на днях. Его голос звучит глухо, я бы сказала, не уверенно. Он будто сам сомневается, получится ли.
Мама вспыхивает. Я уже понимаю, что она скажет, и опережаю:
– Мам, мы всё решили. У меня нет сил ехать домой за подарками и так далее, я отлежусь, и завтра–послезавтра приеду собирать вещи. Заодно всё посмотрю и подарю свои.
– Юля, какая нужда куда–то переезжать именно сейчас! Ты больная вся. Давай домой, успеется.
– Я уже не заразная. – И видя, как мама грустнеет, как опускаются уголки ее губ, как сереет лицо, я спохватываюсь и быстро добавляю: – Прости. Мамочка, прости меня. Мы чуть не потеряли малыша и хотим побыть вдвоем.
– Так будьте у нас!
– Ладно, пусть едут, – встревает отец. – Если что — заглядывайте на ужин.
– Хорошо, спасибо, – сдержанно благодарит Матвей.
– Мы пойдем уже, я очень слабенькая, едва стою, – заканчиваю спор, схватившись за рукав Матвея.
Они с моим отцом пожимают руки, после чего Мот берет мои пакеты, и мы спешим в сторону машины.
Едем поначалу молча. Я осмысливаю то, что натворила. Расстроила. Огорчила родных людей! Ругаю себя, как всегда это делаю. Злюсь! Ну как же так–то! Тяжесть на душе каменная. Следом заставляю усилием воли успокоиться. Это было твердое решение, я предупреждала, что поеду к Матвею. Они не восприняли всерьез. Думали, что заберут и всё станет как раньше.
– Как ты себя чувствуешь? – повторяет Матвей самый популярный за последние дни вопрос.
– А ты? – перевожу тему.
Смотрю на его лицо внимательно. Ран нет, но следы избиения, если приглядеться, заметны. Синяки, чуть опухшее веко. Зеленоватое пятно на лбу. Я вижу всё это, пропускаю через себя. Я действительно хочу знать, как он. Мой любимый человек.
– Лучше, – слегка улыбается. – Вчера отоспался. Хотел приехать, хоть в окошко на тебя посмотреть. Но вырубился мертво.
– Я так и подумала.
Его лишь вчера вечером выпустили. Натерпелся там.
– Проснулся от сообщения, что тебя выписывают. День тут же заиграл яркими красками. Но спешил так, даже не побрился.
– Это ерунда.
– Дома бардак, я не успел убраться. Не обращай внимания, окей?
Да какая вообще разница! Уберемся сами, когда силы появятся! Осмелев, ладу ладонь на его бедро, поглаживаю.
– Ты мне всё сегодня расскажешь. Вообще всё, в подробностях, понял? – ругаюсь.
У самой слезы наворачиваются, истерика хватает за горло, ломая голос, превращая его в жалкий, просящий. Я сжимаю губы, резко замолчав. Кусаю их, дабы упокоиться. Страшно за него было. Всю неделю там. Не то слово, как страшно.
– Переживала, что ли? – подкалывает. На дорогу смотрит. Напряжен, это заметно.
Тоже переживал. Но хорохорится.
– Ты мне очень нужен, – повторяю фразу, которую уже говорила ему сотню раз.
Вряд ли ее можно заездить. Не в нашем случае. Кожу сильнее покалывает. Я его так сильно люблю, что дышу с трудом, просто находясь рядом после разлуки. Мало его. Хочу больше. Жить с ним, спать с ним, любить его.
Он до безумия мне нравится. Я не просто к нему домой еду, а парю, сидя на пассажирском сиденье.
– Понял уже, – говорит Матвей.
Бросает взгляды снова и снова.
