И им всегда требуется обслуживающий персонал.
– А это с проживанием?
– Да. Но как только твоя беременность станет очевидной, тебе придется уехать. Если только ты не успеешь закрутить любовь с кем-нибудь из педагогов, чтобы он на тебе женился. И тогда вообще все будет нормально.
Все в ужасе уставились на Мэг.
– Я это не всерьез, конечно, предложила, хотя такое нередко и случается, разве не так? Но я не говорю, что ты должна так поступить, Лиззи.
Мэг немного помолчала и добавила:
– Если, конечно, ты сама не влюбишься в кого-нибудь. Тогда тебе придется обо всем ему сказать.
– Насчет того, чтобы перебраться в пансион, я склонен считать, что тут уже поезд ушел, Мэгги, – рассудил Дэвид. – К тому же я сильно сомневаюсь, что Лиззи из тех людей, что могут так скоро влюбиться заново. Ты должна обо всем сказать Хьюго, милая девочка. Все прочие варианты ничего хорошего тебе не принесут.
Лиззи остро захотелось заплакать, и она поняла, что во время беременности это бывает так же, как перед месячными, – когда без каких-либо причин мгновенно ударяешься в слезы. Вот только теперь у нее имелась на то веская причина.
– Еще тост хочешь? – спросила Мэг.
Лиззи покачала головой. Мэг любила всех кормить – так она чувствовала себя спокойней и уверенней.
– Нет, спасибо, моя хорошая, хотя тост был очень вкусным. – Собравшись с духом, Лиззи задала подруге непростой вопрос: – Скажи, Мэг, а что делала твоя мама, когда она овдовела, а на руках была ты, совсем малышка?
– Ну… я знаю, что ей было очень нелегко, – сказала Мэг. – Вдове, быть может, было немножко проще. Но даже тогда из-за того, что мой папа погиб уже после войны, многие вокруг считали, что мужа у нее вообще никогда не было. Она много перенесла бессердечного отношения и людской злобы. Но, к счастью, ей удавалось находить себе хорошую работу с проживанием. Естественно, мы сделаем все возможное, чтобы тебя поддержать… – Мэг поглядела на Александру и Дэвида, и те с готовностью кивнули. – Хотя, возможно, наилучшим для тебя вариантом будет отдать ребенка на усыновление.
Лиззи снова начали душить слезы. «Такого я, наверное, вообще не переживу», – поняла она.
– Что ж, похоже, выносить ребенка – не на пикничок выбраться, – с напускной небрежностью сказала она вслух.
Возможно, уловив в ее голосе слезы, Дэвид сказал:
– Я помню, ты считаешь, что твои родители будут несказанно расстроены – но, может, тебе все же стоит им сообщить? Они станут заботиться о тебе и, возможно, будут любить своего крохотного внука или внучку, не думая о свадьбе или зяте.
– Дэвид, – терпеливо заговорила Лиззи, – если я вдруг запамятовала, говорила ли я тебе об этом – быть может, говорила всего лишь сотню раз, – но моя матушка планировала мою свадьбу с того момента, когда ей только сказали, что у нее родилась девочка. А еще моих родителей чрезвычайно беспокоит, что думают о них соседи, и если у их дочери родится внебрачный ребенок…
– …То это их убьет, – закончил за нее Дэвид. – Я помню, ты это говорила. Но женщины так любят новорожденных крошек! Еще не встречал ни одной женщины, которая бы не расчувствовалась при виде младенца!
– Ты не видел ни одной женщины, которая не делала бы вид, что расчувствовалась при виде младенца, – поправила его Александра. – Любить детей не каждому дано. От них много шума, и они постоянно мочат пеленки и пачкают одежду. И в тех нескольких случаях, когда мне давали подержать их на руках, я просто не знала, что с ними делать! – Она виновато улыбнулась Лиззи. – Но с твоим ребенком, Лиззи, я приложу все старания, чтобы мы друг другу понравились. Это же будет совсем другое! Это будет наш общий ребенок! Как Кловер – наша общая собака.
– Спасибо тебе, – слабо улыбнулась Лиззи, не будучи уверена, что ребенок и собака – это одно и то же.
Следующие пару недель – в ожидании того дня, когда она сможет наконец позвонить в приемную врача и узнать результаты теста на беременность, – Лиззи старалась поплотнее себя занять.
Она чинила какие-то старинные льняные простыни для Дэвида – разрезая их вдоль и сшивая внешние края, чтобы он мог продать их потом на рынке. Помогала Мэгги готовить крохотные канапе, разрезая пополам виноградины, намазывая на галеты творожный крем (в чем она особенно преуспела) и делая разную другую мелкую рутинную работу, требующуюся для кейтерингового бизнеса ее босса. Очевидно, за эти миниатюрные закуски можно было выручить большие деньги. Но, как бы Лиззи ни пыталась отвлечься, ничто не помогало. Чем бы ни были заняты ее руки, в мозгу все равно постоянно прокручивались одни и те же мысли.
За день до того, как должны были прийти результаты анализа, в дверь позвонили. Поскольку Лиззи была дома одна, она решила сделать вид, что не слышит, но звонки упорно продолжались, пока она не сдалась и не пошла открывать. Девушка поднялась с кухни к парадной двери, с ужасом думая, что там может оказаться Хьюго.
Однако у порога стояли ее родители.
– Собирай вещи, Элизабет, – сказал отец. – Ты поедешь с нами.
Лиззи позволили написать друзьям записку, чтобы те не подумали, будто ее похитили, однако на сборы ей много времени не дали, а поскорее вывели из дома и усадили в машину. Сидя на заднем сиденье, Лиззи кусала губы, переплетала пальцы, сжимала кулаки, отчаянно пытаясь не разреветься. Родители почти ни слова не говорили ни друг другу, ни ей. Но, как бы немногословны они ни были, не было ни малейших сомнений, что они обнаружили результаты ее анализа, и это, в свою очередь, означало, что он положительный.
Однако стоило им зайти в дом, как родители перестали сдерживаться.
– Элизабет! – едва не с криком напустился на нее отец. – Как ты могла так с нами поступить?!
– После всего, что мы для тебя сделали! – подхватила мать. – Ты всегда была нашей горячо любимой единственной доченькой! И вот как ты нас отблагодарила?!
Лиззи прошла в гостиную и села на диван, переводя взгляд с одного родителя на другого. Ей требовалось хорошо обдумать, что сказать. И у нее имелось на это время – даже много времени, пока ей вообще дадут хотя бы вставить слово. Вот только что она может им сказать? Единственное – спросить, откуда они обо всем узнали.
Но, как оказалось, внезапно забеременеть было совсем не то, что упустить последний автобус или явиться домой непозволительно поздно. Мать с отцом внезапно умолкли и уставились на нее, ожидая, что она ответит.
