горничной краснела уже я, а она делала вид, что ей отшибло память, но иногда тихо хихикала.
Следующим вечером, когда я заходила в купальню, он мягко втолкнул меня в открывающуюся дверь, поставил кристалл-глушилку на полку, закрыл дверь на магический засов, стал раздеваться.
— Что ты делаешь? — опешила я.
— Собираюсь повторить вчерашний момент, — невозмутимо проговорил он, снимая рубашку.
— Какой момент? — удивилась я.
Сегодня у меня был сложный день, привезли двоих пациентов, у одного была ярко выраженная параноидальная шизофрения, у второго — паническое расстройство и я обдумывала, как их лечить. Поэтому намёки мужа не сразу поняла.
— Твоё признание мне в любви, — приблизился он и стал расстёгивать домашнее платье. — Тяжёлый день?
— Безумно, — подтвердила я зевнув.
В купальне было тепло и влажно, я провела рукой по его груди и животу, стирая выступившие капельки пота. Волоски приятно щекотали ладонь.
Он снял домашнее платье, повесил на крючок, усадил меня на длинную скамеечку, включил воду в купели, чтобы наполнилась, стал разминать мне плечи.
— Люблю тебя, — сказала я. — Думаю, уже давно люблю.
— Мне кажется, я влюбился с первого взгляда, — проговорил он. — Я очень хорошо помню, как ты приходила за лицензией. Я сразу подумал, какая ослепительная женщина, пока ты не назвала имя Элизы Преоки. Да, да, поразила в самое сердце. Я разозлился, девушка, которая мне впервые понравилась после смерти жены, оказалась мошенницей.
— Наглой мошенницей, — подтвердила я.
— Безумно нахальной, как забралась в мою голову, так и не собиралась её покидать. Даже не представляешь, как я злился из-за этого.
— А потом смирился? — спросила я.
— А потом смирился, — подтвердил он, — но было уже поздно. И просто наслаждался эмоциями, которые ты во мне будила.
Я развернулась к нему лицом, попыталась расстегнуть пуговицы на брюках, они не поддавались. Он мягко отодвинул мои руки и расстегнул сам.
— Провоцировал меня постоянно, — пожаловалась я, поглаживая его живот.
— А сама! — возмутился он, снимая с меня сорочку и накрывая грудь рукой. — Когда я увидел твои обнажённые ноги там, на реке, чуть с катушек не слетел.
— Почему это чуть? Ты так рычал, что я думала — покусаешь!
Он засмеялся.
— Если бы я хоть раз тебя укусил, даже Адриан не смог бы меня остановить. Так что кусать я тебя не собирался, но проучить очень хотелось.
Снял брюки.
— Иди ко мне, — бархатно пророкотал он.
И я не стала отказывать.
В купель залезли, когда вода вышла за края и уже лилась по полу.
Я намылила ему голову, грудь, плечи. Он окунулся, смывая пену, промыл голову, за живот подтащил к себе и стал мыть мои волосы, перебирая пряди, пришла сонная расслабленность, я прикрыла глаза, зевая, постепенно проваливаясь в дрёму.
— Лидушка, проснись, — тихо позвал он. — Вода остывает.
Рехольд помог мне выйти, после сна меня сильно шатало, усадил на скамеечку. Быстро обтёрся сам, обмотал бёдра полотенцем, наскоро вытер меня, укутал в халат и понёс на руках в спальню. Уложил в постель.
— Я уже говорила, что люблю тебя? — сонно пробормотала ему в ключицу, обвивая шею.
— Нет!
Послышался тихий грудной смех.
— Чудовище, ты меня постоянно дразнишь! — возмутилась я.
— Спи, счастье моё!
Утром мы нежились в постели и беседовали. Мы в принципе много разговаривали, Рехольд с удовольствием рассказывал нюансы этого мира, я рассказывала о своём.
— За что тебя сослали в отряд к Адриану? — спросила.
Я лежала у него на плече, и он лениво гладил мои руки.
— Дурацкая история, — попытался отвертеться от вопроса муж.
— И? — решила настоять.
— Я провинился перед отцом, точнее, не так. Я подставил отца, когда он хотел заключить очень важную для нашей семьи сделку с поставщиками красящих порошков. Сказал о ней не тому человеку, и она сорвалась. Лорду, возглавлявшему в столице купеческую палату, хочу обратить внимание герцогу и достойному отцу семейства, заплатили большие деньги и он передал наш контакт другому заинтересованному лицу. Я, недолго размышляя, сейчас представляется мне, что я тогда совсем не думал, переоделся в платье куртизанки и залез в его окно, усыпил гимнусом, раздел и записал несколько провокационных записей на два кристалла. Я хочу сразу сказать, что этим поступком не горжусь.
— А где ты одежду нашёл на такой рост? — удивилась я.
— В этом-то и была загвоздка. Платье было сильно коротким, и если лицо я спрятал за вуалью, то на записи отчётливо были видны мужские ноги. Один кристалл положил рядом с кроватью, как доказательство его вины, второй забрал себе. Оставил магическую записку о том, что знаю, что ему заплатили, чтобы передал контракт и есть доказательства. Потребовал, чтобы не выдавал лицензию на продажу красящих порошков семейству, перекупившему контракт. Пригрозил, что если не выполнит требований, то записи будут обнародованы. Герцог пришёл в себя, просмотрел запись и чуть не отдал всеблагому душу. Вызвали лекаря, а тот — дознавателей.
— И тебя узнали, — рассмеялась.
— Узнал друг отца, на тот момент очень известный сыскарь.
— По родимому пятну, — догадалась я. У Рехольда оно было на голени аккуратным, небольшим, похожим на перевёрнутую каплю.
— По нему, — усмехнулся муж. — Был жуткий скандал. Это не получило большой огласки, но человек пять были в курсе, в том числе узнало и моё командование. С пометкой в личном деле меня перевели к Адриану.
— А контракт?
— Он остался за моим отцом, но, по сути, несколько лет назад из-за него он и умер. Потонул один из кораблей по непонятным причинам, отец отправился на место крушения, попал в сильнейший шторм, с которым даже маги-водники не смогли справиться и погиб. Мать ушла следом, сгорела в лихорадке.
— Ты ведь знаешь, что ты не виноват?
Он тяжело вздохнул, поцеловал висок.
— Да, Лидушка, знаю. Но чувство вины оно такое, не всегда его убедишь.
Первое время Курт ревновал, но постепенно привык. Муж так легко вписал его в свою жизнь, что мальчишка сам не заметил, как стал больше советоваться с ним.
Три года пролетели с Рехольдом, как один миг. Домик на Линстрит так и остался за мной. Я наладила работу в госпитале, открыла лабораторию, уговорила там работать Локуса Рихта, Коко согласилась стать администратором, я обучала лекарей основам психиатрии, лечила Анриса.
Королевская магия всё же не свела его сума, лишь необратимо стёрла память и теперь поведение и эмоциональные реакции были, как у семилетнего ребёнка, но он очень быстро учился. Ещё рано было говорить, но у него был огромный шанс восстановиться полностью. Чем больше я наблюдала за ним, тем больше мне казалось, что это совершенно другой человек, словно королевская магия рода сделала невозможное
