не видела. Думаю, они вернулись в Англию.
Я пытаюсь представить, как моя мать скитается по миру следом за этой женщиной. Может, она вправду видела в Тилли единственную возможность сбежать. Если она вышла за моего отца в ранней молодости, чтобы сбежать от своего отца-тирана, то потом могла понять, как жестоко ошиблась. Я думаю о том, как отец обращался с нами в детстве, о его властности, неуступчивости, о том, как мы его боялись. Но мы были детьми. Трудно поверить, что он и мать запугал. Не давал ей шагу ступить – это другое дело, это я еще могу понять; если мать хотела от жизни большего, чем мог дать отец, то – кто знает? Возможно, Тилли предложила ей лазейку и она не смогла ее отвергнуть.
Это возвращает меня к все той же проблеме. Все тот же замкнутый круг. Как насчет нас с Майклом? Она была нашей матерью, на ней лежала ответственность. Только потому, что жизнь не соответствовала ее мечтам, она не должна была нас бросать. От этой мысли меня разбирает злость, которую трудно обуздать.
– Но она нас бросила! Бросила меня, двухлетнюю, с человеком, который, как она знала, был далек от совершенства, даром что был моим отцом. Как она посмела вот так удрать и не предпринять потом попыток хотя бы с нами увидеться? Коробка открыток – хороша замена материнству, замена целой жизни!
Урсула кладет жилистую ладонь на лацкан моего пальто, и я впервые вижу на ее лице некое подобие участия.
– Она не только не могла вас забрать, она даже видеться с вами не могла.
У меня голова идет кругом.
– То есть как это не могла? Еще как могла! Но сознательно не стала. Умчалась за лучшей жизнью и не оглянулась.
– Нет, Кара, ты ошибаешься. Как только она сообщила вашему отцу о Тилли, он побежал к своим юристам и добился судебного решения. Суд запретил вашей матери к вам приближаться.
Это уже слишком, столько мне не потянуть. Я больше не знаю, что думать. К горлу подступает тошнота, я судорожно глотаю. Речь Урсулы становится ласковее.
– Мать вас не бросала. Да, у нее случилось увлечение, да, она ушла от вашего отца, но она собиралась забрать вас с собой. Не забывай, что это были восьмидесятые годы. Как будто не так уж давно, но на культурном уровне это как другая планета. Тогда только-только начинали понимать, что такое СПИД. Люди были напуганы. Гомофобия была в разгаре, и направлена она была не только против мужчин-геев. Две мамаши в семье? Вы шутите! Ты не представляешь, как тогда такое шокировало. Люди не сомневались, что для воспитания детей, особенно мальчиков, обязательно требуется мужская ролевая модель. Так думали, конечно, не все, но многие. Вашему отцу только и нужно было, что найти старомодного судью-мужчину и убедить его, что неверная жена-лесбиянка – негодная мать. Невелика трудность.
– Разве она не могла обжаловать это решение?
– Как? У нее не было денег, а Тилли хотела вашу мать, а не тебя и Майкла. Она не собиралась оплачивать Энни дорогостоящую тяжбу. И потом, Энни переживала, как это скажется на вас. Конечно, такие разбирательства проводятся на закрытом заседании, но здесь женщина сбежала с другой женщиной, бросив детей… Газеты не упустили бы такую скандальную тему. Она боялась сделать что-то, что только ухудшит ситуацию, и решила, что самое лучшее – это подчиниться запрету и позволить вашему отцу вас растить. Она знала, что вы будете в безопасности, что он о вас позаботится. Она думала, что у нее нет выбора, но это, конечно, разбило ей сердце.
Мое головокружение усиливается. Значит, во всем виноват отец, это он лишил нас матери, а потом постарался, чтобы она не смогла вернуться.
– Где же она сейчас?! – почти кричу я.
Урсула качает головой.
– Честно? Понятия не имею. Мы разошлись после ее замужества, а когда она приехала сюда, я не скрывала от нее, как отношусь к Тилли. После ее отъезда мы потеряли связь. С тех пор я ничего о ней не слышала.
– А как насчет того, чтобы попробовать связаться со мной и с Майклом? – выпаливаю я, обращая свой гнев на единственную доступную мишень.
– Чего ради? – холодно парирует Урсула. – Что бы я могла сделать? Это была не моя война.
– Вас не волновало, как мы живем?
– Твой отец – не чудовище, Кара. Не чета моему. Он делал то, что считал наилучшим для вас троих. Думаю, он действительно любил Энни. Просто растерялся, когда все это на него обрушилось. Может, пойти на попятный ему не дала гордыня? Кто знает… Так или иначе, он четко дал понять, что намерен справляться сам. Когда умерла наша мать, я написала ему об этом, но он не ответил. Я решила, что без меня вам будет лучше.
Мне трудно все это понять. Я не ожидала услышать такое, меня переполняют противоречивые чувства, и справиться с ними превыше моих сил. Я сижу неподвижно и молчу.
– Давай пройдемся, – предлагает Урсула, вставая и обхватывая себя тощими руками. – Смерть как холодно!
Я не могу просто остаться сидеть, поэтому иду за ней. После вынужденной пробежки она немного прихрамывает. Наверное, в ее возрасте ей непривычно бегать по улицам. Мы подходим к берегу под самым мостом. Мой взгляд привлекает какое-то движение, и я вглядываюсь в воду. Вот опять! Сначала это похоже на прыгающий на волнах бурый шар, но, приглядевшись, я вижу уходящую под воду гладкую спину.
– Тюлень? – спрашиваю я.
Урсула смотрит туда, куда я тычу пальцем, но уже поздно.
– Наверное, морской лев, – говорит она. – В заливе их полно.
Я всего раз видела морского льва в аквапарке: он показывал фокусы и получал в награду рыбешек. Увидеть его здесь, в природе, – совсем другое дело. Я не свожу с воды глаз, но морской лев больше не желает показываться. Оглянувшись, я вижу, что Урсула уже бредет обратно по дорожке, по которой мы сюда пришли. Я бегу за ней вдогонку.
– Извини, что вчера у нас не сложился разговор, – говорит она, не отрывая взгляда от горизонта. – Я рада, что ты приехала в такую даль, чтобы меня найти. Честно, рада. Наверное, надо было самой постараться тебя отыскать… – Она смущенно умолкает, поворачивается и внимательно на меня смотрит. – Вижу, мы с тобой кое в чем похожи.
Я думаю о том, что у нас похожи кисти рук, осанка. Потом меня посещает новая мысль.
– Я ходила в художественную школу, – говорю я. – Прямо как вы. Изучала, правда,
