потом вынудила жениться на скучной однокласснице.
Почему прежде Рика так безоговорочно верила Манако? Ей стало жаль себя — глупую и доверчивую. Она ни в чем не была уверена, когда начала встречаться с этой женщиной. Даже не понимала, чего ей хочется съесть на обед или на ужин.
— Единственным мужчиной, который обратил на вас внимание, оказался извращенец. Он напал на вашу малолетнюю сестру, да?
— А? О чем вы? Что за чушь? Ничего не понимаю…
Рику захлестнуло осознание бессмысленности своих действий. Похоже, любая ее попытка пробить внешнюю броню Манако будет обречена.
— Ваша первая любовь. Мужчина, который преследовал Анну.
Рика ощутила — так она ничего не добьется. Надо менять тактику.
— Знаете что, я подумываю вместе с подругой записаться на кулинарные курсы, которые вы посещали. Именно благодаря моей подруге я смогла узнать в Ниигате так много нового про вас.
— На курсы? С чего бы это? Вы ведь нисколько не интересуетесь кулинарией.
— А почему вы выбрали именно «Салон Миюко»? Не потому ли, что это была последняя надежда?
— О чем вы?
— Надежда обрести друзей, разделяющих ваши увлечения.
— Я ведь уже говорила — мне не нужны друзья.
— Говорили. Но ваших мужчин привлекало только ваше тело, им нравилась ваша забота и внимание… они тянулись к тому, что сулит удовольствие. Вряд ли они были готовы разделять ваши тревоги и горести. Разве что деньгами и подарками могли откупиться.
— Ну и что? Никаких тревог и горестей у меня не было, поэтому ни в чем таком я и не нуждалась. В смысле, в поддержке.
Рика заметила, что темп речи Манако ускорился. Она нервничает?
— В общем, я хочу посетить «Салон Миюко» с Рэйко, моей подругой. Наверняка вместе мы увидим больше, чем поодиночке.
— Что вы все заладили про свою подругу? Вы что, любовницы? — выплюнула Манако. В ее всегда спокойном взгляде засверкала злость. — Эта ваша Рэйко совсем не такая, как вам кажется. Вы ничегошеньки про нее не знаете.
Рика внимательно наблюдала за Манако.
— А вы откуда о ней знаете?
Щеки Манако еще больше раскраснелись. С гордым видом охотника, загнавшего дичь в западню, она высокомерно произнесла:
— Ваша подруга приходила ко мне. Дважды.
Перед глазами на мгновение вспыхнуло замершее колесо обозрения «Сантопии» на фоне снежных гор. В комнате становилось все холоднее.
— Когда?
— Дайте подумать… Один раз — вскоре после Нового года. И еще раз — в начале месяца. Она писала мне письма после того, как вы начали встречаться со мной. Мол, из-за меня с вами творится что-то неладное. Давайте встретимся. Она была такой настойчивой, что я махнула рукой — как хотите, а она возьми и правда приди. Со страшным лицом принялась вещать, что вы, Матида Рика, изменились из-за меня, что с вами что-то неладно. А когда я спросила — как именно вы изменились, знаете, что она ответила?
Манако сделала драматичную паузу, а затем, широко раскинув руки, яростно произнесла:
— Что вы потолстели!
Широко распахнутые глаза женщины возбужденно сверкали.
— Я все гадала — что же вы такое учудили, раз подруга забеспокоилась, а оказалось, вы всего лишь набрали килограммов! И это действительно ее обеспокоило! Она на полном серьезе заявила, что из-за прибавки в весе вы утратили благоразумие и стали мыслить иначе. Подумать только, принять так близко к сердцу подобную мелочь! Неужели других забот нет? Все с ума сходят, заводя речь о чужой внешности… А ведь фигура говорит лишь о том, насколько честен человек со своим аппетитом. Переживать по этому поводу и читать нравоучения из лучших побуждений — совершеннейшая глупость. Но хуже всего, когда изменения в чужой внешности беспокоят людей больше, чем собственные проблемы.
Голос Манако звучал ясно и искренне, как никогда раньше. Да, верно. Рика сама часто задумывалась на эту тему в последнее время.
— Эта ваша Рэйко — ужасно тревожная особа. Я понимаю, почему муж не хочет к ней прикасаться. Тощая, как палка — кожа да кости, еще и голос слух режет. Мне одной встречи с ней хватило, чтобы понять — муж с ней не спит. Моя мать была такой же. Заносчивая, на словах — само совершенство, только вот мужчину к себе расположить не способна, как ни старайся. Не знает, что такое настоящие удовольствия, поэтому вечно чувствует себя неудовлетворенной и ищет, к кому бы прицепиться, чтобы избавиться от стресса. Вот и подруга ваша — она что бездонная яма, которую ничем не заполнить. Говорила о вас так, словно вы ее любовница, — меня аж в дрожь бросило. Я ей откровенно сказала — люди, которые не занимаются регулярно хорошим сексом, все до одного — несостоявшиеся члены общества. Причины совершенно не важны. На что ты вообще годен, если даже секс тебе не дается. И никакие «потом» и «однажды» тут не работают. Если жена нелюбима мужем сейчас, то никогда у них уже ничего не наладится. И бесполезно пытаться это исправить.
Сердце сжало болью — даже сильнее, чем если бы удар пришелся по ней самой. Должно быть, именно снедающий изнутри гнев, кроющийся за беспечностью, и толкнул Манако к Рике. Поэтому и на Рэйко, человека совершенно постороннего, толстуха набросилась с такой яростью. Истинное лицо Манако, скрывающееся за внешней невозмутимостью, — само воплощение гнева, копившегося годами, и этот гнев грозит испепелить все вокруг.
— И вам, и вашей подруге нужен не любовник, а отец. Вы обе жаждете обрести в партнере фигуру идеального отца, которого у вас обеих никогда не было. А вот мой отец был любящим и заботливым, он прекрасно меня понимал, поэтому я не искала ему замену. Я не такая, как вы, и не пытаюсь изливать на мужчин свои нереализованные желания. Потому-то я и нравлюсь мужчинам. Всегда нравилась. Вы с таким пренебрежением относитесь к мужчинам, которые жаждут женской заботы и бескорыстной любви, но сами-то чем от них отличаетесь? Разве вы не того же хотите?
Наверняка прежде Рика приняла бы эту с запалом высказанную тираду близко к сердцу, а потом еще несколько дней ходила бы как в воду опущенная. И даже сейчас ее зацепило — в чем-то Манако права: Рика и сама смутно осознавала, что видит в Синои отцовскую фигуру, поэтому тянется к нему, и ее стремление позаботиться о нем отчасти связано с желанием искупить грех перед отцом. Но поддаваться нападкам она не собиралась.
— Вы все это сказали Рэйко? — поинтересовалась она.
— А как же! Она побелела как мел, потом покраснела, а затем и вовсе разрыдалась — вот смеху было. И заявила:
