Но Китти не дала ему договорить, язвительно рассмеявшись.
– Не забывай, капитан, что эта рана еще ох как не скоро позволит тебе вершить дела по своему усмотрению! Вот как явятся сейчас конфедераты да захватят тебя в плен, тогда-то ты и поймешь, что я пережила за последние месяцы…
– О, тогда-то и найдется какая-нибудь более порядочная южанка, которая будет ухаживать за раненым янки лучше тебя. Может быть, не все женщины такие лицемерки, как ты!
– Лицемерки?! Да разве я хоть на минуту скрывала свои истинные чувства по отношению к тебе?..
Но тут подоспели санитары с носилками. Тревис невольно застонал от боли, когда его подняли с земли.
– Не обращайте внимания, солдаты, – съязвила шагавшая рядом Китти. – Он бесчувственен, как полено, его ничто не может пронять.
– Ну, погоди, дай мне только встать на ноги! – прохрипел Тревис, стараясь приподнять голову. – Ты, Китти, давно заслужила хорошую порку, и я непременно тебе ее устрою!
Китти сердито покосилась на лукаво улыбающегося Сэма:
– Не понимаю, что здесь смешного? На твоих глазах я только что спасла этому мерзавцу ногу. Тот сопливый ассистент сам не понимает, что творит, и, не окажись я под рукой, твой капитан остался бы калекой. И как он меня благодарит? Пригрозился выпороть!
– Я смеюсь, потому что вы оба ведете себя смешно и глупо. Впервые вижу таких меднолобых упрямцев, которые не желают признать очевидное – что давным-давно влюблены друг в друга по уши!
Теперь пришла очередь веселиться Китти. Это же надо выдумать такое! Да на свете нет таких слов, способных выразить глубину ненависти, которую она испытывает к корчившемуся от боли на носилках малому. С каким наслаждением и злорадством она бы стерла с его наглой физиономии эту издевательскую ухмылку! Любовь? Сама мысль об этом была кощунственна.
Приблизившись к госпитальной палатке, они увидели доктора Гордона в обществе все того же ассистента.
– Какого черта ты взяла на себя смелость оспаривать решение моего помощника? – набросился толстяк на Китти. – Раз он сказал ампутировать, так и следовало поступать! У тебя нет ни прав… ни авторитета! Кстати, насколько я понимаю, ты – пленная конфедератка. Вот и отправляйся туда, где находятся пленные, – в тюрьму! По-моему, здесь тебе делать нечего!
– А по-моему, самое время вам замолчать и дать мне наконец высказаться! – грозно рявкнул Тревис. – По-моему, это моя нога, и это я не дал ее резать! А что касается мисс Китти, то она моя пленница, и у вас нет никаких прав решать, что с ней делать. А если вы еще потрудитесь осмотреть мою ногу, то наверняка поймете, что она поступила верно. И я непременно попрошу генерала Гранта проверить профессиональную пригодность вашего ассистента. Представляю, сколько рук и ног он успел отрезать у несчастных, даже не попытавшись сохранить их!
Тревис пришел в такую ярость, что сладить с ним было под силу одному Сэму. Но и тому пришлось долго сновать между капитаном и хирургом, прежде чем они договорились, что Китти вернется к операционному столу в качестве ассистента. Бой разгорелся с новой силой, и поток раненых не давал времени на дальнейшие споры.
Влажный воздух был пропитан смрадом разложения и пороховой гарью. В те редкие минуты, когда сквозь низкие облака проглядывало солнце, дышать было совсем нечем. Южане вели ураганный обстрел. И Китти все чаще натыкалась на совершенно обезумевших федералов, тупо слонявшихся вдоль линии укреплений и неспособных связно мыслить и говорить.
Начиналась стадия полного хаоса и замешательства в войске.
Прошел слух, что армия генерала Роберта И. Ли прорвала линию обороны федералов у Гэйнс-Милл. Макклеллан дал приказ отступать к плацдарму Гаррисона, к Джеймс-Ривер, где располагалась тыловая база федеральных войск. Китти была вынуждена двигаться вместе с ненавистной ей армией. Авангард Ли несколько раз пытался окончательно добить отступавших, однако после ожесточенных схваток у Сэведж-Стэйшн 29 июня 1862 года, у Фрэйзер-Фарм 30 июня и Уайт-Оук-Свамп в тот же день, а также у Малверн-Хилл в первый день июля Макклеллану удалось целым проскочить под прикрытие речного флота возле плацдарма Гаррисона. Мечта о захвате Ричмонда северянами рухнула безвозвратно.
Китти по-прежнему оставалась позади линии огня, не покладая рук трудясь в госпитале, однако и сюда доходили слухи, обраставшие все новыми и новыми подробностями. Якобы из Вашингтона вышел генерал Поп с пополненной новыми силами армией, и его целью является взятие Ричмонда. Ли пришлось переместить свои войска севернее, и уже 9 августа его подчиненному Джексону предоставилась возможность испытать боеспособность новой армии Попа возле Седар-Рана, расположенного несколькими милями южнее Калпеппера. Затем южане окружили правый фланг федералов и захватили весьма важную для Попа военную базу в Манассасе.
– Нам приходится отступать, – сообщил Сэм однажды вечером, когда внезапно появился возле госпиталя и вызвал Китти. – Мы уносим ноги и спасаем свои задницы, но обязательно вернемся. Капитан еще не совсем здоров, но он не желает быть отосланным вместе с остальными ранеными в Вашингтон. К тому же и Грант, и Макклеллан считают его самым лучшим разведчиком в армии и ждут не дождутся, когда же снова смогут прибегнуть к его услугам. А пока мы приняли в наш отряд несколько новичков и, как только погрузим все необходимое, отправимся в новый рейд.
– Почему бы не оставить меня при госпитальном обозе? – попробовала было возразить Китти. – У меня нет ни малейшего желания всюду следовать за Тревисом и его бандой головорезов.
– Ты шутишь, Китти, – удивился Сэм. – Никого не интересуют твои желания! Тревис просто велел мне передать, чтобы ты была готова выехать, а уж если он что решил, то это окончательно. Тебе это должно быть известно лучше, чем любому другому. Тем более что ты сама не уступишь капитану в упрямстве. А теперь собирайся!
– Только при условии, что с нами поедет и Энди.
– Он уже давно помогает капитану грузить фургон! Ну же, не трать время даром!
Китти ничего не оставалось как покорно следовать за Бачером. В какую глухомань заберется отряд Тревиса на этот раз? И почему бы ему просто не драться в составе регулярных частей федералов? Что за необъяснимое стремление непременно командовать каким-то специальным подразделением, скитающимся невесть где, невесть зачем?
Пленница увидела примерно четырнадцать верховых, окруживших небольшой фургон. Ни один из них не вызывал в ней симпатии. Грязные, всклокоченные, грубые и бесцеремонные – ни о ком нельзя было сказать хоть одно доброе слово. Мундиры на этих вояках имели самый жалкий вид – мятые, потрепанные, подчас испачканные кровью. А чего стоили алчные взгляды, которыми они так и пожирали ее?
Энди заполнял свежей водой бочонки у заднего края фургона, и один из новичков прокричал:
– Эй, Джонни Реб, что ты ползаешь, как сонная муха? Не боишься, что тебя пристрелят и оставят валяться, как падаль? – От последовавшего за этим взрыва хохота у Китти душа ушла в пятки. Перед ней было сборище хладнокровных, жестоких убийц.
