сотен других шедевров. Господи Иисусе, что еще у них есть в этом доме?!
Мне нужно позвонить Габи и сообщить ей эту фантастическую новость.
* * *
6 февраля
Бринн была такой красивой. Я любовался с кровати, откуда открывался прекрасный вид на нее перед зеркалом, когда она расчесывала волосы. Она всегда была прекрасна для меня, но теперь моя связь с ней была намного глубже, чем раньше. Больше внутренних чувств. Мой несчастный случай пробил брешь в действительно непробиваемой части меня, когда я столкнулся с необходимостью попрощаться с ней на той горе в Швейцарии. Казалось, все перезагрузилось или перестроилось в моей эмоциональной системе. Так что ужас моего прошлого теперь стал менее важным из-за того, что у меня было с ней. Бринн и наша совместная жизнь сыграли самую важную роль в том, что я стал тем человеком, которым стал к этому моменту своей жизни. Это было трудно объяснить словами, но я знал, что я чувствовал, и это было намного лучше — как будто я мог выйти за рамки событий, которые так сильно сформировали меня за последнее десятилетие, и, наконец, расставить их по местам. И оставить их там.
Это включало Сару Хастингс для меня и Лэнса Оукли для Бринн. Мир, за неимением лучшего термина, был заключен и принят в рамках наших отношений с этими людьми. Что касается меня, то я извинился перед Сарой за свою причастность к смерти Майка, и, как бы трудно это ни было, было крайне важно избавиться от чувства вины. Это то, что она подарила мне за день до Швейцарии. Прощение. Доктор Уилсон, казалось, знал, что делает, когда давал домашнее задание. Я старался изо всех сил проводить терапию и тоже надеялся на лучшее.
У Бринн были свои причины встретиться с Лэнсом Оукли и выслушать его версию событий. Я мог не верить ни единому слову из того, что он сказал ей, но я также знал, что не имеет значения, во что я верю. Я никогда не видел видео с ней и с ним, и никогда не увижу. Бринн была человеком, ответственным за свою судьбу, и именно она принимала решения, когда дело касалось ее эмоционального исцеления. Если то, что он рассказал, помогло ей почувствовать себя лучше, то я полностью поддерживаю это. Я тоже не мог отрицать, что был чертовски взволнован отъездом Оукли из Лондона. Этот хуесос для меня стал бы огромной проблемой, если бы он решил остаться и стать ее новым другом. Я мог бы быть разумным до определенного момента, и он, черт возьми, давно бы это пережил.
В конце концов, и Бринн, и я извлекли ценный урок о доверии и уважении к тем частям нас самих, которые должны были оставаться раздельными. И что нет ничего важнее счастья другого человека. Она любила меня, и я знал это точно так же, как она знала, как сильно я люблю ее. Я старался показать ей все, что у меня было.
— О чем думаешь? — спросила она, выходя из ванной в тонкой ночной рубашке, которую мог видеть насквозь. Гораздо лучше, чем та уродливая штука, которую я уничтожил. Она стала более пышной, но ее фигура оставалась такой же стройной, как и раньше, и, за исключением живота и груди, она казалась мне почти такой же. Моя прекрасная американская девочка.
— О том, какая ты красивая. — Я протянул к ней руки. — Иди сюда, детка.
Она улыбнулась своей полуулыбкой и забралась в постель, осторожно откинув простыню и одеяло, чтобы обнажить меня. Я не думаю, что состояние моего члена тоже стало для нее сюрпризом. Это все равно прекрасно работало, даже если я не мог стоять или нести ее, когда мы были в разгаре секса. Однако со временем моя нога заживет, и в конце концов я вернусь к нормальной жизни, к тому, как мне нравилось заниматься любовью с Бринн.
— Я так и думала, — промурлыкала она, прежде чем задрать ночную рубашку и оседлать меня. Она села прямо на мою твердую как скала длину, ее ноги раздвинулись так, что складочки ее киски поцеловали мой член по всей длине.
Я прижался к ее скользкому теплу и застонал от соприкосновения.
— О, черт, так хорошо. — Я ухватился за подол ее платья и стянул его через голову, отбросив в сторону. — Так намного лучше, — сказал я ей, блуждая глазами по ее обнаженному телу. Я никогда не уставал смотреть на нее, беременна она или нет, она пленила меня. Я наклонился к груди и втянул сосок в рот, когда она начала раскачиваться вверх и вниз по моему члену.
Она прижала свои сиськи к моему рту, чтобы я мог хорошенько обработать обе, посасывая и покусывая соски, пока они не стали тугими и твердыми, и она вот-вот кончит от скольжения своего клитора по моему члену.
— Хочешь кончить вместе со мной, детка? — Я встретился с ней взглядом и увидел на ее лице отчаяние с отвисшей челюстью. — Скажи, чего ты хочешь, и я дам тебе это, — сказал я ей.
— А-а-а… Я хочу кончить с… Я хочу, чтобы твой член был во мне, когда я кончу… прямо здесь. — Она вращала бедрами и действительно хорошо поработала своей киской надо мной, запах ее возбуждения в воздухе заставлял меня гореть еще сильнее. Затем она приподнялась на колени и взяла мой член в руку.
О, черт возьми, да!
Она медленно двинулась вниз и насадилась на меня.
Мне было так чертовски хорошо, что я зарычал от удовольствия от горячей хватки ее внутренних стенок, сжимающихся вокруг моего бьющегося в конвульсиях члена. Я завладел ее ртом и проник в него своим языком, двигаясь по кругу так глубоко, как только мог. Я всегда хотел быть внутри нее в как можно большем количестве мест. Что-то пробудило во мне эту потребность, и я знал только, что был вынужден быть таким с ней и не мог обуздать это. Также знал, что она любила меня таким.
Я подложил руки под ее ягодицы, и мы начали трахаться всерьез — я толкался вверх и приподнимался, она скакала вверх и вниз по моему члену, слегка сжимая мышцы и покачивая бедрами. Мы старались, чтобы это продолжалось так долго, как только возможно, замедляясь ровно настолько, чтобы оставаться на грани. Я позволил ей поддерживать тот темп, который ей нравился. Мы бы занимались этим столько, сколько она захотела. Я всегда стремился доставить удовольствие своей девушке и думал, что она
