из соседей. В тишине вглядываюсь в темноту, прислушиваясь к звукам из коридора. Что он там делает? Успокаиваю себя – он всего лишь пошёл в туалет. Всего лишь?
Он возвращается и, шатаясь, водружает тело на прежнее место. Сворачивающий кровь страх пульсирует в голове. Я не могла поступить иначе – разве могло быть иначе? – кроме как встать и проделать тот же путь. А впрочем, я чувствую, как рука дьявола поднимает меня. На цыпочках, босиком по полу. Дверь. Туалет. Он оставил свет включённым. И ещё кое-что – обильные жёлтые капли на белом ободке и тёмные пятна мочи на кафеле вокруг унитаза. Я отматываю бумагу и вытираю ободок. Выбрасываю бумагу, смываю.
Вязкий звук моих шагов доносится до меня будто из-под воды. Я прикладываю усилия, чтобы не упасть в обморок. Возвращаюсь, ныряю в кровать и прижимаюсь к нему. Тело заходится в безмолвном вопле. Сердце колотится так, что кажется, я сейчас умру. Нет ни единого звука, кроме шума крови, и на минуту мне кажется, что я оглохла. Я боюсь сойти с ума. В нервных спазмах у меня дёргается всё лицо – губы, брови, глаза, – трясётся каждая мышца, и я не могу справиться с этими судорогами. Он сделал это, и сделал специально.
Раньше я была о себе хорошего мнения, но, начиная с наших встреч в Подколокло, оно становилось всё хуже и хуже. Сейчас я проживала продолжительное падение на быстрой скорости, но это ещё не предел, правда? Я третий раз за вечер пожелала ему смерти.
Я съёжилась на постели, стараясь не выдать то тайное, что только что произошло. О сцене в туалете, я знала, нельзя говорить. Я молилась, чтобы он не догадался, что я там делала.
– Что ты там делала? – хрипло, не поворачиваясь от стены, спрашивает он. – Скажи, что ты там делала?
Как я могла объяснить, не умерев со стыда?
– Ничего. Я люблю вас.
Я не могла сдержаться. Знал бы он, как я люблю его. Мне, как воздух, необходимо любить его.
Глава 15. Малевич
Новогодние каникулы выдались не самые весёлые, но пару недель я могла спокойно дышать – он послал мне воздушный поцелуй и улетел аж на другой континент, в тёплую страну, чтобы завести знакомства с фараонами, бывшими когда-то такими же великими, как он сам. Иногда он звонил мне по ночам и отправлял фотографии дома с множеством комнат и столов, ломящихся от вина и фруктов. Нет такого места, где бы он не чувствовал себя своим.
– Всё хорошо? Вы довольны? – спрашиваю я.
– Более чем, – отвечает он.
– Я очень скучаю по вам. Возвращайтесь скорее.
Он ответил, что видел маленькую нахальную обезьянку, похожую на меня. Пусть так. Мы посмеялись, и наконец я погрузилась в тишину – никогда ещё я не была так одинока. Как встретишь год, так его и проведёшь – я улыбалась, оценивая вероятность того, что жизнь моя протечёт в одиночестве на этой низенькой улочке неспокойного нижнего города.
Он не поздравил меня с днём рождения. Наверное, проспал этот день, скорее всего – не один. Я упивалась посредственностью своей роли в его жизни. Мои мысли такие же низкие и порванные, как облака. Тусклый день померк. Вечер наступил подобно проклятию. Я вышла на улицу и пошла вверх по бульвару. На скамейках спали бездомные. Мне нравится их видеть. Бульвар и перпендикулярная ему Покровка со скоплением разноцветных домиков утешает всех неприкаянных. Я не чувствовала границу между собой и этими улицами. Когда кончатся эти улицы, я пойду по другим. Чего-чего, а улиц у меня достаточно. По путям прошёл трамвай, под перестук колёс я подумала: «Теперь наконец-то я могу спокойно напиться». Перед паршивеньким супермаркетом рабочие чинили крыльцо и с размаха скидывали мусор под ноги пешеходов. Я вошла в облако пыли.
Стояла возле витрины с вином и выбирала бутылку с крышечкой, когда ко мне подошёл подросток в объёмном пуховике и попросил купить ему бутылку сидра. «Деньги я отдам», – сказал он. «Нет», – я категорично покачала головой. Он спросил: «Почему?» «Может быть, потому что это незаконно?» – вопросительно ответила я. На кассе я увидела, что ему удалось уговорить какого-то менее законопослушного гражданина купить ему алкоголь. В сердцах я пожалела, что отказала ему. Я расплатилась и пошла долгой дорогой домой. Правильно говорят, зима – сезон алкоголизма и отчаяния.
Никто не знал, чем я была занята. А я все дни напролёт делала из бесплатных газет, что рассовывают по почтовым ящикам, и коричневых упаковок из-под яиц массу для папье-маше и вылепливала коробочки. Воплощение монотонности и повторяемости. Потом покрывала их золотой краской, и получалось что-то, как мне представлялось, наподобие пиратских сундуков сокровищ на ножках в форме львиных лап. Только в них ничего не было, кроме моих, подобных пыли, секретов. В ночь, когда он летел из Египта обратно в Москву, я загадывала желание на одинаковое время: «Умри, пожалуйста, умри! Пусть его самолёт упадёт». Перед отъездом он признался, что чуть не зарезал человека: «А он мой лучший друг». Это похуже, чем превращать девочек в лягушек. Я стала лягушкой, а самолёт не разбился. Не сработало. Он не умер – благополучно приземлился в компании со своим лучшим другом.
Время до первой в семестре мастерской прошло слишком быстро. Студенты полулежат на стульях в аудитории, уткнувшись в телефоны. Я чувствую себя засланцем. За почти два года никто из них не стал мне близок. Прошло пятнадцать минут с начала занятия. Какое-то время мы просто сидим молча.
– Может, он заболел?
– Кто-нибудь в курсе?
– Возможно, он опаздывает.
– Давайте подождём.
– Да ладно, он уже не придёт.
Он не пришёл ни на эту мастерскую, ни на следующую. Мы сидели и чесали макушки, а Борис Дмитриевич отдувался за двоих, хотя его энтузиазма хватало с лихвой – он щёлкал нас, как орехи. «Не оригинально», «Не то, всё не то», «Подумай ещё» и «Это отстой» – были его любимыми фразами.
Я приходила домой и не могла заставить себя позвонить ему – отправляла сообщения, зная, что он не ответит. Не потому, что мне есть что сказать, а потому, что, если не писать, кажется, что меня не существует. Чем дольше он не звонил, тем больше у меня росла надежда, что он меня бросил.
Дни наслаивались один на другой, как начинка гамбургера, пропитываясь ядовитым соком. Я занималась какими-то не очень важными делами. Впрочем, я очень смутно помню, что я тогда, будто на автопилоте, делала: блуждала по
