– ему что-то прошептал один из монахов. Старик повернул голову к сенешалю и произнес. – Мессир, раненому нужен покой. Наши громкие голоса потревожат сон рыцаря. А сон для него сейчас – самое лучшее и действенное лекарство…
– Простите, отче. Я беспокоюсь за него. Он, как и все воины, словно дети для меня. Взяв их с собой, я возложил ответственность за них, их здоровье и жизни на себя…
– Похвальные слова, рыцарь. Они делают честь вашему благородству и показывают чистоту вашей души…
Раненый застонал, и что-то произнес в бреду. Монах жестом показал сенешалю, что ему необходимо выйти из кельи:
– Он опять видит своих родичей. К несчастью, мы не знаем, живы они или умерли. Если они живы, тогда все, слава Богу. А, если, нет…
Сенешаль понял слова. Он истово перекрестился и покинул келью, оставив монахов возле тела Артура де Беллем. Ги спустился во двор аббатства, где пленников гнали на работы несколько молодых рыцарей, среди которых он увидел и Гуго де Арси. Юноша прямо из кожи лез, чтобы показать всем, и, прежде всего самому себе, что и он может гордо носить звание шевалье и не быть обузой среди отважных крестоносцев.
Пленные катары, смерть которых была лишь отстрочена, испытывали жуткие переживания. Они не знали точное время своей неминуемой казни, но были уверены, что она состоится и не будет отменена. Время их жизней ограничивалось только пребыванием крестоносцев в стенах аббатства. Но, именно эта отсрочка приговора просто изводила их души, наполняя мучением и каким-то смутным сомнением, в котором жутким образом перемешалась зависть быстрой смерти своих товарищей и тревогой, смысл которой сводился к одной ясной и жгучей мысли – а не является ли ошибкой вся их жизнь. Ведь, если Бог существует, и он не забрал их к себе, а оставил, пусть и на время, жизнь, значит, их души были предназначены для иного. А вдруг, католическая вера, которой поклонялись их деды и прадеды, не такая уж плохая или неправильная. Да, крестоносцы карали смертью еретиков, но это, простите, была война, во время которой одни убивают других. Смысл войн еще никто не отменял – враг должен быть уничтожен, или он снова и снова будет сопротивляться, создавать проблемы победителям и, чего доброго, отвоевать ранее потерянное или уступленное. Пример графов де Сен-Жиль, которым чудом удалось выжить и избежать смерти, подобно той, что досталась виконту де Тренкавелю и королю Педро Арагонскому, доказывал правоту этих идей войны.
Крестоносцам и новым сеньорам приходилось снова и снова отвоевывать у графов Тулузы то, что, казалось бы, уже навеки должно принадлежать завоевателям.
Гуго де Арси поклонился сенешалю и, напустив на себя серьезный вид, произнес:
– Ваша милость! Этих висельников мы по просьбе монахов сейчас отгоним в сад на прополку грядок с овощами. Нечего им тут прохлаждаться, пусть божьи слуги молятся за наши души, а мы пока заставим этот сброд поработать. Все равно им скоро… – Гуго изобразил жест по горлу. – А так, хоть пользу нашей церкви принесут. Эй! Смертники! Шевелите своими задами!..
– Гуго, не надо так с ними… – ответил Ги де Леви, когда толпа пленных прошла мимо них и удалилась в сад. – Они, все-таки, люди. Такие твари Божьи, что и мы с тобой. Только, заблудшие…
Гуго улыбнулся:
– Это верно, ваша милость! Вот мы их, после того, как покинем аббатство, и наставим на путь истинный. Жаль, правда, что он будет для них слишком коротким…
– Меня немного смущает другое. – Сенешаль уважал обычаи врагов. – Они умрут, так и не приняв утешения от одного из своих просветленных…
– Вот-вот, сеньор! – Оживился Гуго. – Ничего страшного! Пусть попадают в свой ад, сволочи такие!..
– Опять ты меня расстраиваешь, рыцарь де Арси, – грустно ответил сенешаль. – Этот момент нам надо использовать…
– Каким же, простите, образом, сеньор сенешаль?
– Надо попытаться переубедить их в том, что наша вера не такая уж плохая, как твердили им их наставники-катары! Если нам удастся обратить в нашу веру кого-нибудь из них, этот человек мне понадобится для поимки предателя, который действует среди нас в Каркассоне…
– Понял, сеньор, не дурак. – Рыцарь подумал немного и ответил. – Полагаю, что одного или двух я вам скоро притащу на блюдечке…
– Да? Ты, рыцарь Гуго, просто талант! Тебе бы тогда в папскую курию, а не мечом махать…
– Спасибо, сеньор сенешаль, – ответил Гуго де Арси, обнажив ровные белые зубы в ослепительной улыбке, – мне, все-таки, по сердцу мечом махать, а не кадилом…
– Ну, и когда ты мне их представишь? – Решил уточнить сенешаль, глядя в упор на рыцаря.
– А, после казни и представлю… – пожал плечами рыцарь. – Я специально их приберегу, что они шли последними. Заодно, и лишних глаз избежим. Нам свидетели не нужны, верно, я понимаю, сеньор?..
– Клянусь Богом, ты все понял верно. Жду… – сенешаль повернулся и пошел к конюшням проверять перековку лошадей.
Время пролетало незаметно. Передышка, вызванная необходимостью позаботиться о раненых воинах и похоронить убитых товарищей, пришлась, как нельзя кстати.
Бушар де Марли обрел в лице аббата благодарного слушателя, которому и поведал обо всех своих прегрешениях и проблемах, тяготивших все эти годы его сердце. Священник проникся участием и, в свою очередь, практически не отпускал от себя грозного рыцаря, потихоньку превращая мессира Бушара в смиренного мирянина, пытающегося искупить свои застарелые кровавые грехи. Он две ночи кряду отстоял на коленях в часовне аббатства, смиренно клал земные поклоны и отказывался от всех радостей военной жизни, перейдя исключительно на хлеб и воду.
Ги поразился такому глубокому изменению, которое коснулось его товарища, но счел неуместным привлекать его к управлению крестоносцами, взвалив эту обязанность на себя. Сенешаль, как ревностный католик, уважал такое решение Бушара, даже искренне радовался тому, как его друг старался подпевать монахам во время служб.
Молодые рыцари пробовали, было, подшучивать над религиозным пробуждением некогда грозного рыцаря, но одного взгляда сенешаля хватило, чтобы юнцы утихомирились, присмирели и боялись поднять глаза от стыда.
Артур де Беллем, поднятый буквально с того света усердием монахов, медленно пошел на поправку. Об его отъезде вместе с воинами в Каркассон не могло, естественно, быть речи, и сенешаль решил оставить раненого англичанина в аббатстве, а, чтобы монахам жилось спокойнее все время, пока рыцарь-крестоносец будет выздоравливать, Ги де Леви выделил аббату десять молодых рыцарей для обеспечения охраны. Остальное пополнение сенешаль обещал прислать сразу же после своего прибытия в Каркассон. Аббат отказывался и смущенно объяснял, что здесь, в Божьей обители, им мало что угрожает, тем не менее, уступил
