почти не моргаешь с тех пор, как я вошёл, — размышлял он. — Я в замешательстве.
Ынбёль знала, что надо ответить что-то более-менее правдоподобное. Эллиот хоть и выглядел отрешённым, но что-то в нём давало понять: он напряжён. И очень внимателен. Она соврëт — он заметит. И тогда не вернётся уже никогда.
— В поездке я познакомилась с парнем. Ему нравился девочка, и они были вместе, но никому не могли сказать, потому что первого парня все втаптывали в грязь, а девочку считали крутой. Мерзкое зрелище.
— Понимаю. А ты в этой истории крутая или та, кого втаптывают в грязь?
— Да кому тут меня топтать, — Ынбёль отмахнулась.
— Значит, за меня волнуешься?
— Не хочу, чтобы тебе было больно.
Ни слова лжи, ни слова правды. Высший магический пилотаж.
— Хм-м-м, — ответил Эллиот и съел ещё одну ложку супа. От него пахло орехами. — Я сначала хотел войти через главный вход, но меня почему-то укачало у стены. Она словно бы растягивалась и не подпускала меня к двери.
— Давление, наверное, — Ынбёль с трудом сдержала желание разоткровенничаться. — Прости, что я в последнее время разговариваю обычно. Ну, по-человечески.
Эллиот улыбнулся.
— Я никому не расскажу, что ты человек.
— Спасибо. И за вату ещё раз спасибо. Я правда болею и немножко брежу.
— Если устала воображать всякий бред, приходи завтра ко мне. Тогда мне точно не будет больно.
— Не уходи пока. Пожалуйста.
— Здесь много книг, — Эллиот потянулся к полке, начиная перебирать корешки. — Можем почитать вместе, раз ты хочешь помолчать.
— Я не…
— Я же вижу, — он легонько потëр щёку Ынбëль. — Всё нормально. У меня тоже такое бывает. Хочется помолчать рядом с кем-то. Я присяду?
Отказать не получилось. Быстро столкнув кипу бумаг, сцепленных цепочкой, Ынбëль продвинула стул к себе поближе и похлопала по спинке. Эллиот поблагодарил. Сел рядом. Коснулся руки Ынбëль и сжал локоть. Аккуратно. Поддерживающе. С ним Ынбëль будто оставалась на светлой стороне.
— Вижу какой-то любовный роман, — заметил он, подбирая с пола книгу.
— Сопливый, — сказала Ынбëль. — Лекси и Перси его сейчас читают, когда сидят в лавке. Он для парочек. Лекси, наверное, держит пистолет под лавкой, потому что я очень сомневаюсь, что Перси осознанно его читает.
— Тогда приступим, — Эллиот смело раскрыл книгу и положил её около супницы.
— Серьёзно?
— Ну, я же в тебя влюблён. Нам можно.
Сразив наповал и оставшись довольным, Эллиот качнулся ближе, подтянул свечу и беззаботно погрузился в чтение. Ынбëль забралась на стул с ногами и присоединилась. Роман ей не нравился, потому что она не видела букв. Она смотрела то на руку, что перелистывала книгу, то на родинки и родимые пятна, то на тонкий, немного кошачий профиль. Эллиот, безусловно, заметил её слежку. Сказал:
— Мы читаем эту страницу уже пять минут. Ничего?
— Ничего, — ответила Ынбëль.
Вокруг тикали часы. Десятки, сотни часов. Настольные и настенные, маленькие и большие, никому не нужные и ищущие хозяев с хозяйками. Но времени не было. Совсем. Ынбëль показалось, что она сидит на матрасе в безопасной комнате Эллиота и проживает жизнь, которая ей недоступна.
Лавка превратилась в крепость. Бумажные талисманы подрагивали, словно на них без конца дышали. Лучи, точно деревянные, жгуче поскрипывали в воздухе. На окне в унисон мурчали Тиран и Вëльва. Было так хорошо, что хотелось плакать.
Эллиот наконец закрыл книгу. Склонился, без слов забрав Ынбëль в объятия — целиком и полностью. Задержался так. Осторожно поцеловал в лоб — поцеловал в доме, где были убиты разные сущности разными способами; где кругом зрачки, следящие глазные яблоки, роговицы, ресницы, склеры; где ведьмы ждали крупнейший праздник жертвоприношения, в котором Эллиот станет жемчугом программы.
Поцеловал снова и ушёл, тихо звякнув колокольчиком.
Ынбёль показалось, что у двери, ведущей в дом, кто-то тяжело вздохнул.
С тех пор Ынбёль уходила рано — ещё когда Эр-Джей спал. Тот однажды попытался устроить засаду, подловить, но Ынбёль вырубила его заклинанием и спрыгнула из окна — подозревала заговор и в других комнатах.
И без лишних слов было понятно, что ковен разделился на два лагеря. Одна половина (Ынбёль подозревала, что к ней примкнули Верховный, Джеб и, наверное, Эр-Джей) были против общения Ынбёль с Эллиотом перед ритуалом. Именно они пытались схватить её и именно от них Ынбёль мастерски уворачивалась. Вторая половина, то есть Лекси с Перси и Эш, который наверняка не просто так отправил её в лавку в тот день, решили поддержать Ынбёль.
И она бы чувствовала благодарность, если бы не понимала, что всё это не имеет никакого значения. Наступит полнолуние — и ковен вновь объединится. Но об этом Ынбёль старалась не думать, гонимая от дома ведьм к дому Эллиота всего одним чувством.
Любовью.
Путь к дому Эллиота она теперь могла бы пройти, пробежать, проехать на одноколёсном велосипеде, проползти на руках и найти с закрытыми глазами. Каждый шаг заставлял её забыть о том, что скоро должно произойти. Она заходила в этот чудесный дом — и не думала уже, что, вероятно, будет той, кто выведет оттуда Эллиота в полнолуние.
Она переставала быть ведьмой и становилась… просто девушкой. Девушкой Эллиота. Человеком.
Всем ковеном из неё человечность вытравливали, а она цеплялась за неё всё крепче. Почти как за Эллиота. Хотя ни в том, ни в другом не было никакого смысла.
Они почти не выходили из комнаты Эллиота. Ынбёль опасалась чужих глаз, да и вообще не хотела видеть никого, кроме него. Эллиот не сопротивлялся, будто что-то чувствуя.
Они смотрели старые фильмы, ели сладости.
И обнимались. Долго и крепко, пока оба не покрывались испаринами. Целовались лениво и медленно, будто надеялись в таком состоянии застать последний миг своих жизней. Ынбёль нравилось думать, что они и правда могут умереть вот так — без ритуалов и крови. Она почти молилась о том, чтобы в следующий раз им не хватило воздуха и они просто-напросто задохнулись в объятиях друг друга. Глупо и романтично.
Но Эллиот держал ситуацию под контролем и всё прекращал. Ынбёль казалось, что это значит что-то большее, но за переживаниями о жизни Эллиота она не замечала ничего другого. Да и откуда бы девочке из религиозной секты замечать что-либо физическое, а не духовное?
Эллиот не разрешал оставаться на ночь, повторяя, что ещё не время. Каждый раз, когда Эллиот, нежно целуя на прощание, закрывал дверь, Ынбёль охватывал ужас. Она словно просыпалась. Вспоминала, что однажды эта дверь закроется также, но уже в последний раз. Ей каждый раз казалось, что это он и есть — последний раз. Приходилось стоять
