пятился назад. Взять себя в руки удалось далеко не сразу. В этом очень помогла ладошка Яры, положенная на мою правую ягодицу. Хм, где-то даже хорошо, что со мной Яра, если бы мне руку на ягодицу положил наш тощий маг, я точно стал нервничать еще больше, а так ничего, встряхнулся, как собака, вылезшая из воды, и зашагал дальше. Правда, подходя к двери откуда недавно приехал манипулятор, я опять занервничал, но я уже примерно представил себе, что там будет, поэтому заставил себя сделать последний шаг и опять оказался не готов к тому, что я увижу, по крайней мере, к половине того, что там находилось: представлял я себе прозрачную камеру, в которой из биоконструктора собирают очередное тело Малыша. Я как-то видел научную передачу, в которой как раз показывали такую экспериментальную камеру. Правда в ней конструировали белую лабораторную крысу, но все же...
Реальность была несколько другой: вдоль стены было установлено два десятка стеклянных труб, внутри которых в непонятной жидкости плавали человеческие заготовки в разной степени готовности. В ближайшей находились лишь непонятные сгустки на месте мозга и крупных костей. В следующей был почти готовый скелет. В третьей, тот, что начал обрастать нервными волокнами и сухожилиями. Заканчивал эту жуткую композицию вполне созревший Малыш.
Рука, сжимавшая глефу непроизвольно вытянулась в его сторону, но тут в полнейшей тишине громоподобно лязгнуло и вертикально установленные трубы заскользили вдоль стены, пока крайняя из них не оказалась прямо под свисающей с потолка механической рукой. Та, не церемонясь, скользнула внутрь, обхватывая голову Малыша металлическими пальцами, с хлюпаньем выдирая его из вязкой жижи. Я наблюдал за всем этим будто мышь за удавом, не способный даже пошевелиться. А манипулятор проволок тело до стоящего не вдалеке стола, сгрузив на него свою ношу. Стол тут же ожил, обхватывая руки и ноги тела стальными захватами и присасываясь к голому черепу многочисленными присосками. И тут меня в очередной раз пробрала оторопь. На несколько мгновений, темные ниши, находящиеся на противоположной стороне, осветились, высвечивая две прикованные к стене фигуры, и эти фигуры, в отличие от всех остальных, были живыми. Острие глефы метнулось в их сторону, но им сейчас было не до меня. Если они и были живы, то только совсем чуть-чуть, мало чем отличаясь от трупов. Вывернутые руки и низко опущенные головы выдавали в них существ, практически лишенных жизненной силы. Только неудержимая дрожь, беспрестанно бьющая их тела, выдавала в них живых, а затем завыло, тела выгнуло дугой и от них по проложенным по полу проводам заскользили вихри голубых огоньков, поднимающихся к столу и активно впитывающихся в тело Малыша. Однако, мертвое тело даже не шелохнулось: с хлопком отскочили присоски, с лязгом откинулись захваты, манипулятор упал вниз, небрежно хватая мертвое тело за плечо, вздергивая его в воздух и с гудением устремляясь к двери. Мы еле успели отскочить, чтобы оно не врезалось в нас, и труп, с тем же противным гудением, скрылся за углом. А я, уже не обращая на него внимания, на цыпочках продвигался вперед к двум телам, прикованным к стене. Свет исходящий от глефы, осветил опущенные головы и я, взявшись за волосы, приподнял ближайшую: так и есть, я не ошибся. Это бывший мой внутренний бухгалтер, ПалМихалыч, ныне обрётший плоть и кровь. Видимо, полупрозрачный субъект рядом с ним — это Внутренний Голос. Я не видел обоих с тех пор, как весело проводил время в чреве Мирового Червя, и все недоумевал, куда же они делись, теперь мне стало все ясно. Их использовали вместо батареек, безуспешно пытаясь оживить чертового Малыша. Бедолаги, сколько же их здесь так мучают?
— Сколько, сколько, может уже пару лет. А тут каждый час как вечность...
Страх испарился, сменяясь гневом.
Загудело и под возвратившийся манипулятор поехала очередная труба.
Я ударил без замаха. В облаке искр манипулятор рухнул на пол, пару раз конвульсивно дернув пальцами, замирая навсегда. А я не стал останавливаться, крутанувшись, рассек трубу и заключенное в нее тело. На пол брызнули осколки стекла и густая жижа, перемешанная с кровью. А я бил и бил, наполняя воздух гуденьем оружия, звоном стекла и хлюпаньем разрубленных тел. Хватит. Достаточно. Сегодня я остановлю этот адский хоровод, даже если это обрушит на меня гнев всех богов.
Но боги молчали и злые, и добрые, никто не вмешался ни в процессе, ни тогда, когда я уже закончил. Последними двумя ударами я перерубил удерживающие бедолаг цепи, подхватывая и отволакивая их к столу.
Не знаю, почувствовали ли они что-нибудь. Они были даже не на грани истощения, а далеко за этой гранью. Не зная, что делать, я вытащил бутылек идеального лечения, и влил его в безвольно открытый рот ПалМихалыча. Долгую минуту ничего не происходило, а затем его тело сотрясли конвульсии от жестокого кашля. Не проглоченная жидкость плеснула во все стороны, но зато он открыл глаза.
— Е...е...е...
— Что? Я не понял, повтори.
— Е...е...е...
— Ещё?
ПалМихалыч с трудом кивнул, но когда я поднес к его губам второй флакон, отвернул голову:
— Е...е...е..
— Что? Я не понял.
— Е...е...е...
— Ему?
— Д...д...д...
— Ладно, ладно, мне ясно.
Содержимое пузырька перекочевало в утробу Внутреннего голоса, наглядно демонстрируя свое действие на полупрозрачный организм. Оно огненной волной прокатилось по пищеводу, а затем, добравшись до желудка, будто взорвалось, наполняя энергией все без исключения клеточки истерзанного тела. Миг и его рука обхватила запястье ПалМихалыча и они оба исчезли.
— Оп-па...
Я неверяще провел руками по глади стола:
— Так эта... Куда это они делись? Надеюсь, куда-нибудь подальше отсюда...
Надеюсь. Не хватало им еще оставаться в этом жутком месте.
У меня от Малыша и его чокнутой жёнушки мурашки по всему телу. Не понимаю, как из меня могло получиться «Такое»?
Будто прочитав мои мысли, Яра обняла меня, положив голову на грудь:
— Не переживайте, мой лорд. Он — это не ты. Тебе не предначертана его судьба, ты добрый и отзывчивый и совсем не него не похож. Хотя, — голос ее на миг дрогнул, — хотя, признаться, сегодня я начала в этом немного сомневаться...
— Это почему вдруг?
— Ну как? Остап Сулейман, ты знаешь, я его ненавижу. Его воины убили девять из десяти представителей моего рода. Но он же твой наставник. А наставник, после родителей — это второй по значимости в судьбе человек. Даже, если он не человек, а огр, а ты его бросил на верную смерть. Ради этого мира кто-то должен умереть окончательной смертью, — повторила она мои слова. — Это так, но все же...
— А, так ты об
