заходящих лучах солнца виднелось явно обжитое укрепленное поселение. Острог выглядел именно острогом: настоящая деревянная крепость! Высокие стены, сложенные из огромных бревен, ростом в два или три человеческих роста, массивные квадратные башни-срубы. Крыши из дранки, ворота, окованные железными полосами, стража с винтовками… Не автоматы Татаринова, конечно, без капли электроники — но оружие серьезное, на вид напоминало наши, земные трехлинейки. Их такой приложишь — мало не покажется даже безвременно почившему Имбе!
— Стой, стрелять буду! — крикнули нам с надвратной башни.
— Стоим! Не стреляйте! — помахал я, задирая голову, чтобы рассмотреть своего собеседника. — Мы из Братска, на тварей охотимся…
Дородный бородатый дядька в бекеше и меховом малахае целился в нас из винтовки.
— Далёконько зашли, братские! Да вы никак орки? Странная компания… Аникитка, иди глянь-ко!
К стражу ворот присоединился еще один, тоже — бородатый.
— До утра никого не пустим! Снегурки разгулялись, головы людям дурят!
— Да какие из нас снегурки? — возмутился Бахар. — Ты на наши рожи погляди!
— Да вижу я, кто вы! Но — не пустим. Снегурки горазды мозг нашему брату пудрить. Утречком приходите!
— Однако, замерзнем, — веско проговорил тролль, переложив обмотанную изолентой трубу из руки в руку.
Охранники переглянулись между собой:
— Можем дров вам спустить! Если завтра в гости зайти все-таки соберетесь — расплатитесь. Хошь деньгами, хошь товаром.
Это «если» мне очень не понравилось, а вот Хурджину — ему было хоть бы хны.
— Так-то спускайте, — сказал он. — Большую вязанку. Чтоб на всю ночь хватило. Я кости резать стану, спать не буду!
Мужики нас не обманули: вязанка и вправду была капитальной, и полешки колотые — один к одному, сухие и пахучие. Мы разложили мини-юрту в пределах видимости острога, утоптали снег, застелили пол термопокрывалами, нарубили хвойного лапника и устроили себе более-менее сносные лежаки. Костер развели у входа, каши сварили в котле, чайку нагрели… Хорошо сидели! Уже совсем стемнело, Кузя отправился дрыхнуть, а мы втроем решали, как будем организовывать ночное дежурство.
— Вы спите, — сказал тролль, глядя в огонь. — Так-то я покараулю, и бубен делать начну.
— А снегурки? — засомневался Бахар. — Ну как и вправду — придут?
— Однако, если придут — я справлюсь. Дед поможет! Кому это надо так-то — мне или ему? — говорил он весьма уверенно, да и спать сильно хотелось.
— Ты там это… Я даже не знаю. Ну буди, если что, — пожал плечами я.
Если огромный как скала, самый надежный и верный товарищ, который к тому же еще и горный тролль-шаман нас не устережет и прозевает нападение — на кого вообще рассчитывать? Так что я полез в юрту, задвинул развалившегося аки звезда Кузю в угол — компактно, и, обнявшись с кардом, моментально вырубился, едва голова моя коснулась играющего роль подушки рюкзака.
* * *
Проснулся я от очень странного запаха. Даже не запаха — амбрэ! Терпкий мускусный аромат заполнил всё вокруг, щекотал ноздри, проникал в легкие, стимулировал слюноотделение. Открыв глаза я тут же увидел Бахара, который с ошалелым видом сидел на своем лежаке и смотрел на меня.
— Че там так воняет?! — хором проговорили мы, взгыгыкнули и полезли наружу — с мечами наперевес.
— Доброго утречка! — сказал тролль и помешал что-то в котле своим стальным дрыном. — А я вот трех штук кипячу.
— А?! — обалдели мы.
— Трех штук поймал, однако, и кипячу, — пояснил он. — Как думаешь три штуки хватит?
— Кого? На что?
— А вот! — он протянул руку куда-то вот тьму и достал оттуда бубен.
Даже не бубен, а БУБЕН! Вот это был инструмент так инструмент! Гигантский, подстать своему хозяину! Диаметром где-то метр двадцать, с каркасом из ребер рыболюда, мембраной из шкуры дедмороза, украшениями из бусинок и бисеринок Имбинских шаманов… Выглядел великолепно!
— Нужно раскрасить так-то! — сказал Хурджин. — На краску эссенция снегуркина пойдет. А ты — узоры сделаешь. Лучше тебя никто не сделает.
— А колотушка? — спохватился я. — Мы забыли про колотушку!
— И ничего не забыли, — отмахнулся тролль и с совершенно житейским видом разломал свой дрын на две одинаковые половинки. — Вот они, две колотушки. Одна на запас! Это хорошая вещь, она с нами за бубном ходила, пусть теперь послужит и дальше вместе с ним, однако!
— Изящное решение, — не мог не признать я. — Так ты что — трех снегурок поймал и кипятишь? А как они…
— Так-то как бабы. С жопами и цыцками, — пояснил Хурджин. — Только не настоящие и из снега.
— А как ты их…
— Известно как! — он помахал двумя обломками дрына в своих руках. Тут же изнутри выкатились чугунные шары и упали в снег.
— Поня-а-атно…
— Однако, если понятно — тебе пора узор делать. Дед сильно торопится. На рассвете — самое подходящее время!
— Ну, если дальше дело за мной — то сымай котел с огня…
Он снова же пользуясь половинками дрына переставил посудину с синей-синей жижей на дне в снег, который зашипел и испарился. Я достал кард, тем самым знаменитым шипом-зацепом на елмани ткнул себе в палец и уронил каплю крови в снегуркино зелье. Оно забулькало, зашипело и приобрело некий багряный отлив.
— Давай сюда бубен, — сказал я.
А потом обмакнул пальцы в содержимое котла и принялся рисовать. Начал с нашего знакомства с Хурджином, с его транспортировки в мусорке. Потом — проиллюстрировал хтонические приключения на Маяке, Орду, битвы и сражения и всё остальное, что знал про олога. И закончил нашим походом сюда, в Васюганскую Хтонь. Здесь поместились мерзляки, дедморозы, шаманы, самогонка, Имба, дрын, котел, острог и снегурки — такие, какими я их себе представлял. По центру изобразил внушительную фигуру самого Хурджина и въющихся вокруг него духов, которые почему-то напоминали те самые ахи-страхи из советского мультика. А потом написал кириллицей с абхазским колоритом: «Аимадара Умырзын». Ничего такого удивительного — просто слоган с рекламного билборда мобильного оператора, который видел когда-то на югах и он сильно въелся мне в мозг. По русски это звучало очень просто — «Не теряй связи». Что может быть более подходящее для шаманского бубна?
— Держи, Хурджин! — я почувствовал, как меня ощутимо повело, когад я передавал бубен шаману. — Я старался!
Вдруг полыхнуло! Золото заплескалось вокруг, мириады частиц золотой пыли окутали юрту, костер, тролля, меня, они кружились и плясали в причудливом, хаотическом хороводе, потом — взмыли в небеса и разом ринулись на меня, ударили в самое сердце — и исчезли.
— Охренеть! — сказал Кузя, высовываясь. — У тебя ваще-то глаза светятся. И рука тоже. Глянь!
Я не стал глядеть. Я и так прекрасно знал, что появилось у меня на предплечье.
Тролль помедлил