было ничего неожиданного. Пока замок не был изменен, чтобы впустить Кэт обратно, мой брат не рискнёт оставить её на Земле. Ни на секунду. Даже если это означало, что он подвергнется той же участи, что и я.
Как будто кто-то потянул за рычаг на моём запястье, моя печать разматывалась и раскручивалась, деформируясь с молниеносной скоростью. Страх и надежда проникли в душу, просачиваясь в каждую клеточку, до мозга костей. Я отвела взгляд, не смея больше смотреть, не смея надеяться.
Надежда была слишком опасной эмоцией.
Мои мысли вернулись к Крузу. Был ли он напуган? Было ли ему удобно? Лежал ли он в своей постели? Суетилась ли Вероли вокруг него? Я на это надеялась. Я попыталась представить его. Не с успокоенным сердцем, а с живым.
Давнее воспоминание нахлынуло на меня. Это был год полёта. Мне было пять — двадцать пять лет фейри, всё ещё совсем ребёнок. Это был год, когда мы научились пользоваться нашим огнём. Как только мы достигли этого, мы засвидетельствовали своё достижение, сняв обувь. Каждый день один из моих друзей либо приходил в школу босиком, либо снимал тапочки до конца учебного дня. Мне было почти шесть, и я всё ещё носила свои туфли на мягкой подошве. Эйс пытался заверить меня, что не существует Благих, неспособных летать, так что, рано или поздно, я это сделаю. Это меня не успокоило.
Однажды утром, после очередной неудачной попытки полетать, из-за которой моя форма стала грязной, Круз ворвался в мой класс на первом этаже школы калимбор.
— У меня есть приказ забрать Лили.
Моя учительница нахмурилась, но все знали, что Круз был почти членом королевской семьи, поэтому она позволила мне уйти с ним.
«Что-то случилось с Эйсом?» Мой брат всегда был у меня на уме в первую очередь. «Или это Вероли?»
На лице Круза заплясала улыбка.
— У всех всё хорошо. Запрыгивай мне на спину.
Я забралась ему на спину и обхватила его за шею. Он взмыл вверх и направился к утёсу, возвышающемуся над Харени. Не многие фейри ходили туда. Они либо боясь диких животных, которые населяли скалы и долину за ними, либо боясь, что Неблагие каким-то образом ускользнут из их подземной тюрьмы.
— Я слышал, ты хотела научиться летать, — сказал он, как только мы приземлились, и он отпустил меня.
Я поморщилась.
— Так что я собираюсь научить тебя.
Я начала показывать ему, что была ходячей катастрофой. Что, возможно, не все Благие умеют летать. Что, возможно, я была неполноценной. Точно так же, как я не могла говорить, может быть, я тоже не могла летать.
Он положил руки мне на плечи.
— Лили, попомни мои слова. К концу сегодняшнего дня ты будешь летать.
Он снова провёл меня по основам, а затем заставил поработать над тем, чтобы направить свой огонь в ноги, что было ключом к взлёту. Как только он станет обжигающе горячим, ноги сами оторвутся от земли. Это называлось зависанием. Чтобы летать, однако надо было перераспределить огонь по телу. Легче сказать, чем сделать. Я отчаянно пыталась изменить направление своего огня, но это было бесполезно.
Я была бесполезна.
Я прыгала и падала, и прыгала, и падала, мои ноги в тапочках неизбежно ударялись о скалистый выступ.
Двенадцатилетний Круз присел до моего роста.
— Лили, это случится. Это произойдёт.
Смущенная, я заплакала.
— Ты справишься.
Он протёр мои ноги, убирая грязь с моих брюк, а затем положил ладони на мои ступни.
Его руки были такими тёплыми, а мои ноги такими холодными. Жара была приятной. Она заставила мои онемевшие пальцы покалывать. От промокших стелек моих тапочек у меня болели подушечки и пятки, а свод стопы покалывало. Мои туфли казались мне слишком маленькими, слишком тесными. Мне отчаянно хотелось сбросить их и расцарапать кожу до крови, но я не хотела отталкивать руки Круза. Я хотела, чтобы он держал их там вечно.
— Эй, Лили.
Он взглянул на меня, и его губы изогнулись в сокрушительной улыбке.
— Посмотри.
И я посмотрела.
Он поднялся, и я тоже. Мои ноги зависли рядом с его грудью, всё ещё зажатые его пальцами.
Я затаила дыхание. «Ты делаешь это».
Он мягко отпустил меня, и моё тело опустилось, но затем снова взлетело, качнувшись вбок. Я была единственной фейри, которая могла наткнуться на воздух. Круз отскочил от земли и схватил меня за руки. Сначала это было для того, чтобы успокоить меня, но потом это стало кружить меня по кругу… и по кругу… и по кругу.
«О, Круз…»
Я почувствовала, как мой брат убрал мои пальцы с рычага.
— Чёрт, — прорычал он. — Матиас, отправляйся в Неверру. Получи обновленную информацию. Быстро.
Моя печать перестала мигать.
Не сработало. И теперь больше не было времени для других экспериментов. Я не буду похоронена в волшебных лепестках роз. Я не увижу Неверру без её туманного покрова. Я больше не смогу смеяться или быть снова поцелованной.
Мне бы этого больше всего не хватало.
Небеса, я буду скучать по стольким вещам.
Мой взгляд наткнулся на взгляд Каджики. Белки его глаз были мраморными от лопнувших кровеносных сосудов. Я попыталась дотронуться до его челюсти рукой, сжимающей его шею, но не смогла опустить пальцы ни на дюйм. Казалось, будто тонкие кости срослись вместе.
Я попытался повернуть голову, но, как и мои пальцы, моя шея не слушалась. Моё тело отключалось. Я посмотрела на свои ноги, убедилась, что они не посерели и не отвалились. Несмотря на то, что я не могла ими пошевелить, они всё ещё были на месте, всё ещё обвисали на напряжённом предплечье Каджики.
Я снова уставилась на него, наблюдая за отражением моего собственного лица в его тёмных радужках, мой гнев и отчаяние уваривались до самой тихой неподвижности.
Я вся целиком затихла.
— Лили… — прохрипел Каджика.
— Подожди! — Кэт пронзительно закричала.
Вряд ли я смогу больше ждать.
Что-то дёрнуло меня.
Смерть.
Моё тело содрогнулось, и лица людей, которых я любила, расплылись. Вскоре мир превратился в бесконечное море чернил и тишины.
ГЛАВА 39. РОЗОВОЕ МОРЕ
Загробная жизнь была яркой.
Самой бледной из белых.
И шумной. Грохот волн, карканье птиц.
И пахучей. Солёной и металлической.
Я глубоко вдохнула. Внимательно прислушалась. Я думала, что призраки не могут пахнуть, но, возможно, я ошибалась?
Что-то коснулось моих ног.
У меня всё ещё были ноги?
Я всё ещё могла чувствовать?
Я моргнула, и мои веки приоткрылись. Подобно проявляющемуся негативу, передо мной появился образ. Сначала бледный, с едва заметными серыми
