последний человек из очереди уже проходил через АСКП. Ник использовал свой проездной, Корби прошел через турникет вслед за ним.
– Надо предупредить его, что мы едем, – вслух подумал Ник. Он снова достал телефон, но не спешил набирать номер и вертел мобильник на ладони.
– Я не знаю, – пробормотал он. – Может, я перегнул палку, когда сказал, что он сойдет с ума, если ты еще будешь с ним общаться. Но мне все равно как-то не по себе.
– Ник, – предложил Корби, – не говори ему про меня.
– Как? – удивился Ник.
– Просто, – пожал плечами Корби. – Он откроет дверь, и я покажусь. Пусть это будет сюрприз. А там посмотрим.
– Чтобы он не нервничал в ожидании? – спросил Ник.
– И это тоже, – согласился Корби.
Ник набрал номер черного брата. Тот снял трубку очень быстро. Корби вспомнил, как быстро ответил ему Ник, когда они созванивались два часа назад. Он подумал, что в последние дни у его друзей вошло в привычку нервно хватать телефон.
– Привет, – сказал Ник. – Ты как?
Ара что-то ответил.
– Нет, мы с Крином так и не поговорили, – возразил Ник. – Сейчас долго рассказывать, почему. Можно к тебе заехать?
В ответ на его вопрос Ара начал бурно что-то рассказывать.
Корби смотрел, как мимо проплывают мокрые улицы. Он ехал в микрорайон, в котором прожил четыре года. Многое изменилось. Теперь он уже не мог назвать эти места своим домом. Здесь была пустая квартира деда, а в ней – пустая комната Корби. Он пытался обжить ее, но она все равно оставалась бывшей комнатой бабушки. Все, что он туда принес, теперь казалось ему жалким мусором. Он увлекался роком, но не стал заниматься им так основательно, как Комар. Он общался с друзьями, но не мог пригласить их к себе в гости. Он воевал со стариком, но того больше нет. Он готовился поступать на юрфак, но это больше не нужно. Его плакаты, книги, диски, ноутбук, фотография родителей, немного одежды и щеколда-запор на двери – всего этого слишком мало, чтобы сделать комнату его комнатой. Она не его.
Ара тем временем закончил свой монолог.
– Я уже в автобусе, – сообщил Ник. – Да, давай.
Он сбросил вызов.
– Ара нас ждет, – сказал он. – Точнее, меня.
Корби кивнул.
– Ты в порядке? – спросил Ник.
– Пункт адаптации для тех, кто потерял все, – ответил Корби.
– Что? – не понял Ник.
– Я думал про свою комнату, – объяснил Корби, – про мертвого деда и про то, как мало мне было нужно в эти четыре года.
– Мне казалось, ты больше не думаешь о мрачном, – сказал Ник.
Корби усмехнулся и провел рукой от середины лба к виску – откинул алую прядь.
***
Когда двое подростков вошли во двор Ариного дома, дождь уже закончился и на небе появился первый голубой просвет, хотя солнце все еще скрывалось за тучами. Ручейки воды журчали, устремляясь к водостокам. Капало с деревьев и с козырьков подъездов, асфальт был черным, а машины стояли мокрые.
Примерно в тридцати метрах от подъезда Ары Корби стало не по себе. Он почувствовал чье-то внимание, в поле которого не хотелось находиться. Это ощущение было настолько сильным, что перекрыло его тревожное ожидание встречи с черным братом. Корби оглянулся. Ему казалось, что в него уперся чужой холодный взгляд. Все равно, что идти ночью по улице и вдруг заметить, что кто-то следует за тобой след в след. Только был день, светло, и пустой двор.
– Ник, – сказал Корби.
– Что? – спросил Ник.
– Не знаю, – ответил Корби.
Ник удивленно посмотрел на него.
– Там машина с темными стеклами, – заметил Корби.
– Думаешь, здесь стоит наружка? – уточнил Ник.
– Не знаю, – повторил Корби. – Пойдем быстрее.
Пока Ник набирал код домофона, Корби стоял, прижавшись спиной к стене подъезда, и смотрел на двор. Ему пришла в голову картинка из комедийных боевиков про шпионов: некий агент выходит на площадь и острым взглядом сразу определяет ситуацию. «Вон в той машине сидят люди из МИ-6, – говорит он товарищу, – а на этой крыше – пара снайперов ЦРУ. Торговец хот-догами – это русский разведчик, а старушка у фонтана носит в сумочке секретное оружие Моссад». Здесь ничего такого не было.
– Ара, – сказал Ник, – это я. Откроешь?
– Привет, – ответил слабый, искаженный шипением голос черного брата. – Заходи.
Корби поразила какая-то невероятно грустная нотка, с которой он это сказал.
Дверь подъезда щелкнула и открылась. Двое подростков вошли внутрь. В темноте серели почтовые ящики. Горел одинокий, прожженный чьим-то окурком огонек вызова лифта. Слабый сквозняк шуршал целлофаном и вытягивал из мрака запахи краски и сырого бетона.
– Моего деда убили в подъезде, – сказал Корби.
Ник оглянул темноту.
– Это когда ты ездил на свою старую квартиру? – спросил он.
– Да, – подтвердил Корби. – Дед приехал за деньгами жильцов. Там его и убили.
Кабина лифта открылась. Свет из нее тусклым желтым прямоугольником упал на пол подъезда. Тьма отступила. Друзья зашли в лифт.
– Видишь, – сказал Ник, – никого.
– Да, – согласился Корби.
Лифт остановился на этаже. Дверь Ариной квартира уже была открыта, но черный брат предусмотрительно держал ее на цепочке.
– Ник? – окликнул он.
– Да, – сказал Ник.
Ара скинул цепочку, открыл дверь. Его лица было почти не видно, только блестели глаза.
Корби, неузнаваемый, с алой прядью над левым глазом, стоял в трех метрах от него. Ару будто качнуло: сначала от него, а потом – к нему. Корби показалось, что черный брат сейчас упадет, и он бросился вперед. Они обнялись. Тело Ары было тонким, гибким и таким горячим, словно его лихорадило. Корби почувствовал, как руки друга стискивают его спину. Дыхание черного брата щекотало шею.
Все смешалось в его сознании, словно они снова были все вместе у ручья, только они, и больше никого, в мире за пределами мира. Ветви и солнце, облака и листья кружились у него над головой. Он падал в небо и вспоминал, как они на велосипедах мчались через непроглядные кукурузные поля и желтое море подсолнухов, как щелкали семечки и пытались варить незрелую кукурузу. Ворованные пожарные шланги становились тарзанками; у них не было сидений, только узлы на концах, на которые еле-еле умещались сведенные от напряжения мальчишеские стопы. Они качались над высоким обрывом реки и падали в воду. Корби помнил, как Ник, лежа животом на огромной дубовой ветке, до неба раскачал их с Арой, как ветка обломилась, и они все трое полетели в воду.
Последние годы в школе прошли в напряженном ожидании конца детства. Но конец еще не наступил, потому что вот они здесь и снова светит солнце…
