в направлении горы, которая ограничивала поле за склоном. А теперь она поползла вправо от меня. Я поворачивал!
— Молодец! Теперь вправо. Давай!
Я опять выпрямил левое крыло, чуть поджал правое. Мир проделал свой оборот в другую сторону!
Земля, тем временем начала приближаться.
— Что с выносливостью?
Скосил глаза на шкалу.
— Треть!
И в этот же момент взмахнул крыльями. Прямо на глазах полоска уменьшилась на ощутимый кусочек.
— Все, не маши. Давай на посадку!
— Что?
— Лети по прямой, пока не сядешь!
Я усиленно закивал головой. На посадку, так на посадку.
Земля, поросшая короткой, жесткой травой приближалась. Сначала, пока до нее было пара этажей, она неспешно ползла. Но высота снижалась, и бег поверхности все ускорялся, ускорялся, и вот уже трава слилась в сплошное гипнотизирующее мельтешение.
«Вперед и чуть ниже». Я буквально услышал голос Борисыча. Рывком вздернул голову. Глаза все равно стремились опуститься вниз, как бы упрашивая «ну мы чуть-чуть, одним глазочком!» и я задрал голову еще выше.
На меня надвигался противоположный край поля, склон горы, уходящей вверх.
— Ноги!
Я спохватившись опустил вниз ноги. По лапам хлестнула трава, я побежал.
— Тормози, тормози, тормози! — закричала сзади Майка.
Я начал выворачивать крылья, и в этот момент поле кончилось, но наклон увеличивался постепенно, поэтому пробежав несколько шагов в пологую горку я наконец остановился.
Сердце молотило под двести ударов в минуту, легкие с сипом втягивали прохладный воздух. В голове творился форменный бардак, мысли путались, пытались нестись вскачь и из-за этого не застревали в сознании. Меня слегка колотило от возбуждения.
— И-и-и-и-и! — с каким-то визгом на меня наскочило что-то розовое, схватило в охапку, закружило.
Не отдавая отчета, я ответил на объятия, прижал к себе хрупкое тельце. Наши глаза встретились. Оказывается у нее темно-карие глаза, а я никогда и не замечал. Какие же они большие... На секунду я утонул в их блеске.
— Рус, какой ты молодец! Ты понял? Ты же летел! Махал и парил!
Будучи ошарашенным, я не ответил.
Наконец девушка расцепила руки. Я тут же выпустил ее из своих объятий. Она отошла на шаг, вгляделась мне в глаза.
— Ну что? Ты как?
— Честно? — я на секунду замер, прислушиваясь к ощущениям, — пока даже не понял!
— Ну согласись! Это же кайф! Чистый, концентрированный кайф! Смотри, куда ты улетел!
Она вытянула руку. Только сейчас я увидел край склона, из-за которого еле-еле проглядывали верхушки самых ближних к нему пирамидок. Торчали пара верхних этажей общего дома. И все.
— Ничего себе... — в задумчивости почесал затылок.
— Перепад высот здесь восемьдесят метров, уклон — сорок процентов. Ширина поля — триста метров. Вот и считай.
— Что считай?
— Рус, не тупи, — правда сказано это было беззлобно, — считай расстояние своего полета.
— Как?
— Господи, тебя и этому надо учить? Ладно, учись, у мастеров! — она задрала нос, рассмеялась, — ну точно, ты же машину не водишь! Сорок процентов наклона, это значит на сто метров по горизонтали понижение составляет сорок метров. Усек? Раз перепад высот восемьдесят, значит длинна уклона по горизонтали — двести. Плюс тут триста. И до перегиба от камней метров сорок. Итого, ты пролетел пятьсот сорок, пятьсот пятьдесят метров, — она подмигнула, — можешь записать куда-нибудь. На память.
Возбуждение потихоньку отпускало, появилась усталость, слабость.
— Это же сколько обратно пехом тащиться! — вздохнул я.
— У ты какой! — заработал толчок в плечо, — шагать ему лень. Знаешь поговорку? Любишь кататься...
— люби и саночки возить?
— Гляди-ка ты! Знает! — девушка продолжала веселый троллинг. — Ничего, Русик, это по-первости. Как выносливость разовьешь, начнешь на старт садиться. Пойдем, — уже спокойнее она кивнула головой, — провожу тебя. А то ты сейчас прямо здесь рухнешь, и помрешь от усталости.
И мы, не торопясь пошагали обратно.
— Слушай, а почему ты меряешь уклон в процентах? — спросил я, когда мы уже поднимались в горку.
— Почему не в градусах? — улыбнулась девушка, — что, градусы привычнее? Особенно сорок? — Она подмигнула.
— Да я не пью, — смутился я, — в смысле крепкое.
— Спортсмен что ли? — опять стала подначивать Майка.
— Ну вообще-то да. Вернее, — я погрустнел, — был спортсменом.
— А, да, извини, — девушка тоже посмурнела, — я слышала, что ты Радаманту говорил.
— Ерунда, — я махнул рукой, — я уже привык.
— Русик, — через паузу спросила Майка, — извини, если лезу ... А что случилось?
— Травма, — вздохнул, — черепно-мозговая...
— Ладно, не говори, если не хочешь.
— Не такой уж это и секрет. — и зачем-то добавил, — Особенно для тебя.
Майка что-то хотела сказать, но я не дал.
— Я говорил, что занимался реконструкцией и участвовал в исторических средневековых боях?
— Было дело...
— Ну так вот. Был бой, по-нашему — «бугурт», уже заключительный этап, «все на все». Он, в зачет не идет, просто такая веселуха, когда на ринге толпа на толпу и молотят друг дружку мечами, топорами и алебардами.
— Погоди... Резиновыми надеюсь? — глаза у Майки начали округляться.
— Нет, зачем. Стальными. Все по-взрослому, — я усмехнулся, — не заточенными конечно.
— А как же... — девчонка остановилась, в изумлении уставилась на меня.
— Что? А! — до меня дошло, — в защите конечно.
— Да вы психи конченные! И что же за защита такая?
— Историческая, — я пожал плечами, — шлем, бригантина, наплечники, наручи... да полная рыцарская. Человек полностью закованный в железо. Пробить такую тяжело.
— Но, судя по тебе, — она опять заглянула мне в лицо, — все-таки пробили?
— Да-а-а... — развел руками, — пробили. Такого не должно было случиться, шанс на миллион. Понимаешь, у меня был новый шлем, сам делал. Мой первый опыт работы с железом! — вздохнул, — получается, не удачный. Я его даже никому показать толком не успел. Вернее, показывал, но так, ребята в руках повертели, торопились. Обещали после битвы посмотреть повнимательнее, оценить. А тут на моем рабочем застежка оторвалась. Ну я и решил выйти в новом шлеме, никому не говоря. ... Короче, я его цельнотянутым делал, из единого куска. Все исторично, никакого проката, никакой сварки, только кузнечная. И на затылке металл слишком тонким получился, а я еще и
