детей и внуков. Все устроены, уезжали из страны в 90-х через Москву, останавливались у Миры. Но она и сейчас главная по связям с родственниками в Америке и Израиле. В. Киеве и в Черкассах тоже никого не осталось: кто в Америке, кто в Германии, кто в Израиле. Опять и на нашем веку евреи снялись с насиженных мест. Сейчас, правда, в Америке можно встретить и много русских, совсем не евреев. Наверное, так же и в Европе. Железный занавес неожиданно для всех открылся в самом конце 80-х. Один из Лёниных внучатых племянников из Фрунзе, И. Б., появился в Москве в конце 80-х. Долго жил у Миры. Молодой, красивый, обходительный. Был несколько раз и у нас в гостях. Однажды принес бутылку прекрасного, по тем временам, ликера, который мы, два доктора наук, до этого и в глаза не видели, не то что пробовали. Однажды, при общем дефиците, принес заграничное пиво, поглядывал на нашу внучку Анечку. Я даже боялась, как бы он её не украл. Потом он умудрился продать с парковки около дома машину Мириного соседа, назанимал деньги у родственников и знакомых, украл из тогда еще совсем бедной Мириной квартиры золотую цепочку и исчез. Больше мы его не видели и не знаем, как сложилась его судьба. Мы жертвами его мелких мошенничеств не стали. Наверное, уважал.
Глава 15
Обнаружение и изучение умеренного актинофага, действующего на модельный штамм генетики актиномицетов
Сейчас хочу вернуться в 1968 год и немного рассказать про организованную в нашем институте ВНИИ генетики и селекции промышленных микроорганизмов лабораторию генетики актинофагов, впоследствии генетики актиномицетов и актинофагов, которой я руководила в течение почти 25 лет вплоть до отъезда в Америку. Непрофессионалов в области генетики актиномицетов, образующих большинство используемых в медицине антибиотиков, прошу не расстраиваться и просто пропускать куски непонятного текста вследствие неспособности автора писать по возможности популярно. Напомню, например, что наиболее генетически изученными, так называемыми «модельными» объектами генетики бактерий и бактериофагов являлись бактерия Escherichia coli K12 и действующие на неё вирулентные бактериофаги Т-серии и умеренный бактериофаг лямбда. Впоследствии к ним стали присоединяться и другие многочисленные объекты генетики микроорганизмов и бактериофагов.
Примерно с середины 50-х годов «модельным» объектом генетики актиномицетов стал штамм Streptomyces coelicolor A3(2). Выбор этого штамма был сделан в лабораториях Д. Сермонти (Италия) и Д. Хопвуда (Англия), главным образом, за красоту выделяемого этим штаммом яркого синего пигмента. По признанию Д. Хопвуда, он в то время не рассматривал в качестве объекта генетического изучения штаммы Streptomyces, образующие уже известные антибиотики.
В конце 60-х и в 70-е годы были сделаны кардинальные открытия в генетике актиномицетов с использованием активно изучаемого генетически штамма Streptomyces coelicolor А3(2).
При выборе объекта нашего исследования, конечно, заманчивой была идея использовать в качестве хозяина актинофага модельный штамм Streptomyces coelicolor А3(2), который в то время уже стал основным объектом генетики актиномицетов.
Предыдущие предпринимаемые попытки выделения актинофага, действующего на штамм Streptomyces coelicolor А3(2), были безуспешными. Задача усложнялась тем, что мы хотели иметь в своих руках умеренный фаг, способный не только лизировать, но и лизогенизировать актиномицетный штамм-хозяин. Интересно, что эта, как бы лежащая на поверхности идея пришла мне в голову почти в первый час, после того, как Сос Исаакович предложил мне заведовать лабораторией актинофагов. Этот момент, очень важный, стоит у меня перед глазами по прошествии уже почти полувека.
Долгие годы у нас в стране классификацией и систематикой актиномицетов занимались в лаборатории Николая Александровича Красильникова. Лаборатория обладала большой коллекцией «синих» актиномицетов, к которым принадлежал и штамм S. coelicolor А3(2). В 1968 году коллекция из почти сотни штаммов оказалась бесхозной, и нам предложили забрать ее к себе. Это был подарок судьбы, который свалился на нашу голову буквально в первые же дни основания лаборатории. И тут уже не требовалось большого ума для того, чтобы не попытаться изолировать умеренный фаг из возможных лизогенных штаммов этой коллекции, действующий на штамм Streptomyces coelicolor А3(2). Экземпляры коллекции были изолированы из почв Казахстана и охарактеризованы Майей Хажетдиновной Шигаевой, бывшей аспиранткой Н. А. Красильникова. Их видовые характеристики были подробно описаны в книге Н. А. Красильникова «Актиномицеты — антагонисты и антибиотические вещества» М., Из-во АН СССР, 1950. Мне больше помнится название его предыдущей книги «Лучистые грибки и родственные им организмы» того же издательства, вышедшей в 1938 г. Не исключено, что мы пользовались ее переизданием.
Так сложилось, наверное, не без участия Серикбая Каримовича Абилева (для нас он на долгие годы остался просто Серёжей), что Лёня в 70-ые и 80-ые годы поддерживал научные контакты с кафедрой микробиологии Казахского Университета в Алма-Ате. (С. К. Абилев был одним из первых, кто после окончания кафедры генетики МГУ пришел работать в Лёнину лабораторию во ВНИИ по БИХС. Слава богу, уже был образованным генетиком). Заведующей кафедрой микробиологии Казахского университета долгие годы была Майя Хажитдиновна Шигаева, чья коллекция «синих» актиномицетов по велению судьбы оказалась в моей лаборатории. В конце 70-х годов на этой кафедре была организована экспериментальная школа по выявлению мутагенов окружающей среды.
Руководил этой школой мой муж Лёня Фонштейн, преподавателями были сотрудники его лаборатории А. А. Шапиро, С. К. Абелев, Н. Г. Облапенко, Ю. А. Ревазова, Н. Н. Локницкая. Лёня потом часто ездил туда оппонировать защиты кандидатских и даже докторских диссертаций. Мне так и не удалось лично познакомиться с Майей Хажетдиновной.
Уже давно работая в Америке в Висконсинском университете, в конце 90-х годов мы встретились с семьей, приехавшей из Алма-Аты, которая сняла квартиру по коридору напротив нашей квартиры. Дочь приехала по приглашению Висконсинского университета для изучением казахской диаспоры в Америке. Ее сопровождала мать — вдова Главного архитектора Алма-Аты, который, пройдя войну, по существу, изменил облик Алма-Аты. И мать, и дочь хорошо знали Майю Хажетдиновну, принадлежащую, как и они, к казахской аристократии. Обе женщины были очень удивлены и обрадованы нашим соседством. Полгода мы с ними жили в полном согласии, и мама кормила нас казахскими блюдами. Как память о них у нас остался набор хороших кастрюль, которыми мы пользуемся и по сей день. Вся зарплата дочери за полгода работы в США ушла на покупку подарков их родственникам в Алма-Ате. Их там тоже ждал торжественный прием.
Помню, что в Алма-Ате они жили в доме на 3-м этаже без лифта, а мама уже была очень больна. С ними мы передали привет Майе Хажетдиновне.
Вернусь к началу работы в лаборатории по поиску фага, действующего на
