предвещало добра.
— Агитируешь, предатель! — крикнул Иванов, останавливаясь в трех шагах от него. — Именем социалистической революции я приговариваю тебя, подлого, к смерти! И сам, именем революции, исполняю приговор…
Не целясь, Иванов выстрелил. Словно золотая пчела, мелькнул на солнце выброшенный из маузера патрон. Гришка безмолвно качнулся и, падая, ударился головой о станционный колокол. В душном воздухе пропел медный аккорд.
— Стройся! — зычно прокричал механик, даже не взглянув на труп.
— С ревности это он, — бормотнул Макар Курочка, бесстрашно наклоняясь над убитым дружком.
— Изменник Брова получил по заслугам, — сказал механик. — То же самое будет с каждым, кто подымет руку против советской власти.
— Та он же куркульский сын, а сова не выведет сокола, — добавил долгоногий фронтовик Убийбатько.
— Вот именно, — подтвердил механик Иванов. — Начальником отряда назначаю товарища Убийбатько. Он ваш земляк — старый солдат, участник штурма Зимнего дворца, знает военное дело и будет командовать вами в интересах молодой Советской республики. Думаю, вы все хорошо его знаете.
— Та знаем, чоловик гарный, не подведет, — послышалось в рядах.
— А теперь разбирайте рельсы. Только так мы сможем достать оружие. Через час придет эшелон с фронтовыми казаками. Надо спешить.
Микола Федорец отошел в сторонку, изорвал бумажку с написанным на ней гимном на мелкие кусочки, с сожалением пустил их по ветру.
Где-то далеко, за изломанной линией горизонта, гремела едва слышная орудийная гроза, будя в душе тревогу ожидания и любопытство. На Донбасс надвигалась лавина германо-австрийских дивизий, 18 февраля начавших наступление по всему фронту — от Балтийского моря до Черного.
Механик подошел к Убийбатько, взял его под руку, вместе с ним прошел в здание станции. На окнах звенели мухи, в комнате было сумеречно и прохладно.
— А не дадут казаки нам жару? — осторожно спросил Убийбатько. — Фронтовиков здесь один-два — и обчелся. А то все такой народ, что затвор от мушки отличить не может.
— Обучать их надо военному делу.
Красногвардейцы подожгли на полотне дороги вывернутые из земли смолистые шпалы. Едкий дым поднялся кверху.
— Ты думаешь, что мы будем драться с казаками? И ты не прав, — сказал механик Убийбатько.
— А с кем же мы будем драться?
— Мы подожгли шпалы, чтобы ни один эшелон не смог пройти дальше.
— Ну, это понятно.
— Все, что найдем в вагонах, нам и достанется. Кроме казаков и казацких коней. Казаки, конечно, уйдут дальше походным порядком. А сейчас кликни сюда Балайду, Конвисара, Плюща да двоих Отченашенков.
Хлопцы беспокойно вошли в комнату. На кучерявой голове Балайды вместо шапки — венок из одуванчиков, переплетенных зелеными нитками трав. С ним вошел Макар Курочка, встал у порога, щуря карие насмешливые глаза. Пожурил:
— Зря ты, Шурка, кокнул Григория. За всех скажу — зря.
— Ну, за нас можешь не расписываться, — толкнул его в бок Плющ.
— Я тебе не Шурка, а председатель ревкома. Пора к дисциплине приучаться, товарищ Курочка. — Механик остановился против окна, спиной закрывая свет. — Я должен познакомить вас с расстановкой политических сил на Украине на сегодняшний день. Главнокомандующий немецкими оккупационными войсками на Украине фельдмаршал Эйхгорн убедился, что хлебные поставки сорваны и Центральная рада бессильна справиться с большевиками. Посему он приказал разогнать Центральную раду… Чрезвычайный штаб обороны Донбасса, в котором работают товарищи Артем, Ворошилов и Руднев, перехватил телеграмму Вильгельма Второго. Немцы соглашаются на избрание генерала и помещика Скоропадского гетманом Украины. Ну, кулацко-помещичий съезд хлеборобов — так они себя там именовали — собрался в киевском цирке, и вот эти-то труженики земли и провозгласили Скоропадского гетманом всея Украины. Испекли гетмана, как блин на сковородке. Первым делом гетман поклялся, что выполнит все обязательства Центральной рады. А обязательства эти вы знаете: гнать в Германию продовольствие и промышленное сырье, грабить мать Украину… Я хочу объяснить вам, за что будет бороться наш отряд и кто мы такие. Мы пойдем к большевикам, вольемся в Пятую армию Ворошилова и будем драться с гетманом Скоропадским. Он продал Украину немецкому кайзеру и уже собирается вводить панщину, сгонять крестьян на помещичьи земли убирать хлеб. Большевики создают новую, рабоче-крестьянскую армию, но пока не могут прийти на помощь народу Украины, их связывает Брестский мир, по которому советская власть должна демобилизовать армию и флот и уплатить контрибуцию.
— Если ты большевик, то запиши и меня в партию большевиков, — выступил вперед Плющ. Его широкое, побитое оспой лицо светилось чистой, по-детски ясной улыбкой.
— И меня запиши тоже! Десять лет у Змиевых батрачил. Окромя трудовых рук, ничего не имел и не имею, — отозвался Конвисар.
— Я знаю, ты уже говорил на митинге у завода, что большевики — за наши трудовые интересы. Пиши и меня, — смущенно попросил молоденький Балайда.
— Я запишу, а список передам в райком, там вам надо будет оформить свою партийность, получить партийные билеты. В партию ведь не записывают, а принимают.
Механик Иванов записал всех желающих. Внимательно оглядев Макара Курочку, спросил:
— А ты?
Макар вызывающе ответил:
— Меня женить не надо, я уже женатый.
Механик отвернулся. Потом он вытащил карандаш, нарисовал на стене кружок.
— Это вот станция Чаплино, где-то здесь кружит отряд Махно. Что он за человек, пока неизвестно, поживем — увидим. Это, — механик провел жирную линию, — Дибровский лес. В Гавриловке мы соединимся с отрядом Щуся, займем лес и будем колошматить всех, кто только поднимет руку на мужицкое достояние…
Иванов долго объяснял создавшееся положение. Рассказал об условиях «хлебного мира», по которому Центральная рада за обещанную помощь в восстановлении буржуазно-помещичьих порядков на Украине обязалась к 31 июля уплатить немцам семьдесят пять миллионов пудов хлеба, одиннадцать миллионов пудов живого скота, два миллиона гусей и кур, два с половиной миллиона пудов сахара, двадцать миллионов литров спирта, две с половиной тысячи дюжин яиц, четыре тысячи пудов сала.
— После такого мира только и остается, что с торбой за плечами по миру идти, — возмутился Плющ.
— Слыхал я, будто под станцией Морской оккупанты обложили со всех сторон рабочий Таганрогский отряд…
— Слыхал об этом и я, — перебил Убийбатько механик. — Баварский корпус генерала фон Кнерцера.
— Таганрогцы дрались отчаянно, все патроны были израсходованы. С тысячу бойцов угодили в плен. Немцы на другой день расстреляли их под железнодорожной насыпью — всех до одного человека. Даже раненых не пощадили. У станции Родаково Пятая армия здорово всыпала двум германским дивизиям, да и гайдамакам печенки отбила, не пожалела гостинца. Удалось пропустить в Россию около сотни эшелонов угля и заводского оборудования.
В комнату запыхавшись вбежал Микола Федорец; каждые пять минут он прикладывал ухо к рельсу.
— Товарищи командиры, на горизонте дым, приближается поезд!
Партизаны пошли из помещения на платформу, но на пороге их задержал механик.
— Что
