ранних лет был посвящен в еврейскую и раввинскую литературу; даже с кабалой его ознакомил, вероятно, один из учителей-маранов. Больше нам ничего неизвестно об этом юноше, имени коего скоро суждено было прогреметь по всей Европе и Азии. Когда Давид со своими фантастическими планами появился в Португалии, Диого Пирес, точно одержимый бесом, стал мучиться дикими сновидениями и галлюцинациями, которые всегда были связаны с мессианской идеей. Поэтому он поспешил к Давиду, чтобы узнать у него, согласуется ли миссия последнего с его сновидениями.
Передают, будто Давид весьма холодно отнесся к нему и прямо так и заявил, что его военная ми сия не имеет ничего общего с мессианским мистицизмом и что он, Давид, вообще ничего не понимает в кабале. Диого Пирес, однако, объяснял эту холодность тем обстоятельством, что на его теле нет знака принадлежности к еврейству. Он подверг себя нужной для этого весьма опасной операции; сильная потеря крови приковала его к постели. Давид, получив от Пиреса сообщение об этом, был сильно возмущен, так как они оба были бы в большой опасности, если бы королю донесли о том, что маран совершением обрезания открыто признал себя евреем и что он сделал это под влиянием Давида. После обрезания, вероятно, вследствие физической слабости, у Пиреса, который либо тогда принял имя Соломона Молхо, либо уже раньше имел его, появились страшные сновидения, содержание коих всегда относилось к маранам и Мессии , их спасителю. Однажды он видел голубей трех различных цветов, которые были сражены рукою мощных стрелков: белых голубей (евреев, оставшихся верными своей религии), зеленых (колеблющихся маранов, евреев в душе) и черных (новохристиан, которым иудаизм уже стал, чуждым); посланник Бога уничтожил стрелков, и зеленые голуби снова окрасились в белый цвета. Также во сне к нему явилось с неба особое существо, беседовавшее с ним (Maggid) и повелевшее ему оставить Португалию и переселиться в Турцию. Давид Реубени также советовал ему поспешно оставить Португалию, ибо акт обрезания мог сделаться опасным для самого Давида и расстроить все его планы. Выезд маранов из Португалии, по-видимому, не был об ставлен в то время трудностями. Нам неизвестно, каким путем он добрался до Турции.
Этот молодой, красивый экзальтированный кабалист, вновь вернувшийся в лоно иудаизма, произвел сильное впечатление в Турции. Сначала он выдавал себя за посланника Давида Реубени, о близких отношениях коего к папскому и португальскому дворам уже проникли слухи на восток и там также воспламенили умы. В Салониках он попал в кабалистический кружок Иосифа Тайтасака (см. выше, стр. 28), где напряженно следили за всеми его сновидениями и галлюцинациями. В Адрианополе Пирес-Молхо обратил в кабалиста здравомыслящего, еще мальчиком переселившегося сюда из Испании, Иосифа Каро, который до того лишь заботился об увеличении своей талмудической учености. Экзальтация заразительна. Каро, в свою очередь, впал в состояние кабалистического экстаза и, подобно Молхо, имел своего суфлера во сне, который сообщал ему нелепые, мистические толкования св. Писания и открывал ему будущее. Подражая Молхо, он, подобно тому, был непоколебимо убежден, что будет сожжен па костре, как «угодная Богу жертва». Молхо заразил своих приверженцев страстным стремлением к мученичеству, Он одно время провел и в Палестине, именно в Сафете, который, как уже было упомянуто, являлся как бы гнездом кабалистов. Привлекательная личность Молхо, его чистый энтузиазм, его романтизм, его прошлое, его изумительная осведомленность в кабале, хотя он родился христианином — все это доставило ему толпы приверженцев, которые благоговейно и с глубокой верой слушали его мистические бредни. Он часто произносил проповеди, и его красноречие било ключом. Седовласые старцы обращались к этому юноше, прося его либо разъяснить какое-нибудь темное место в св. Писании, либо открыть им будущее. По настоянию своих друзей, он опубликовал небольшие выдержки из его кабалистических проповедей, содержание коих сводилось к тому, что очень скоро, в конце 5300 года от сотворения мира (1540 г.), наступит мессианская эпоха. Разграбление и опустошение Рима (5 мая 1527 г.) укрепило кабалистов в их мессианских упованиях. Наполненный добычей со всего мира, Рим, этот многогрешный католический Вавилон, был приступом взят немецкими, большей частью лютеровскими, ландскнехтами, которые по приказу католического императора, Карла V, хозяйничали в Риме, как в неприятельском городе. Грубые солдаты поносили папу и католическую церковь и восторженно превозносили Лютера в столице католицизма, между тем как Климент VII был осажден в крепости Св. ангела. Падение Рима должно было, по мессиански-апокалиптическим предсказаниям, явиться провозвестником пришествия Мессии. И вот Рим пал. В Азии, Турции, Венгрии, Польше, Германии сердца евреев преисполнились мессианских чаяний и надежд, связанных с именем Соломона Молхо, который должен был их осуществить.
В Испании и Португалии мараны еще более судорожно ухватились за надежды на мессианское избавление и на Давида Реубени, которого они, по его желанию или наперекор его воле, считали предтечей Мессии. Иллюзии ослепляли их, так что они отваживались на смелые предприятия, которые неизбежно должны были принести им смерть. Несколько испанских маранов, осужденных на сожжение, нашли себе каким-то чудом убежище в Португалии (в Кампо-Майор). Группа молодых людей из их числа с оружием в руках напала на Бадайоц, откуда они бежали, с целью освободить многих маранских женщин, томившихся в темнице инквизиции; своим внезапным набегом они нагнали страх на жителей города и в самом деле освободили несчастных узниц. Это событие наделало много шума в обеих странах и новлекло за собой печальные последствия для новохристиан. Инквизитор Бадайоца, Селая, в послании жаловался на смелость маранов и указывал, как на причину её, на еврея, пришедшего из чуждых стран, который пробудил в евреях надежды и сделал их настолько смелыми, что они из Испании собрались на португальской границе и осмелились напасть на Бадайоц. Он требовал выдачи всех новохристиан, бежавших в Кампо-Майор, и одновременно увещевал португальского короля не позволять маранам своей страны безнаказанно исповедовать иудаизм. С своеобразной, чисто-доминиканской логикой Селая доказывал королю неосновательность его колебаний следующим образом: говорят, что португальские новохристиане были насильно подвергнуты крещению, и потому последнее нисколько не связывает их; но нельзя назвать их крещение насилием, когда им оказано этим неизмеримое благодеяние; это не было насилием еще потому, что, если евреи питали такое сильное отвращение к христианству, никто не мешал им мужественно встретить смерть, подобно маккавеям. Одновременно Селая заметил португальскому королю: пользующийся благосклонностью короля еврей с востока (Давид Реубени) и его приверженцы — еретики, ложно истолковывающие Ветхий завет: единственная правоверная секта среди евреев это караимы, которые придерживаются буквы Библии: португальские мараны такь или иначе должны быть сожжены, как христиане-ренегаты или как евреи-еретики. По
