Слова торопливо вылетели у нее изо рта, словно она боялась, что если не сделает этого быстро, то утратит смелость произнести их.
Тернер застыл. Собственное тело показалось ему чужим. Он ждал этого момента. Наверное, хорошо, что он настал. Разве он не хотел ее любви?
Их глаза встретились, и он почти прочел ее мысли: «Тернер, не разбей мне сердце. Пожалуйста, не сделай этого по неосторожности».
Последние месяцы он снова и снова повторял себе, что хочет услышать от нее слова любви, а сейчас, когда жена их произнесла, у него сдавило горло, и он стал задыхаться. В голове не было никаких мыслей. Да и откуда им взяться, когда перед ним эти огромные карие глаза, и они смотрят на него с таким отчаянием!
— Миранда, я…
Слова не шли. Почему он не может их вымолвить? Разве он не чувствует то же, что и она? Почему так трудно их произнести?
— Не надо, Тернер, — дрожащим голосом сказала жена. — Ничего не говори. Забудь об этом.
Взяв себя в руки, он смог выдавить:
— Ты же знаешь, как я к тебе отношусь.
— Успешной поездки в Лондон.
Ее голос был безжизненным. Он знал, что не смеет оставить жену вот так, без должного ответа.
— Миранда, пожалуйста, выслушай меня.
— Замолчи! — выкрикнула она. — Я не хочу слышать твоих оправданий и твоих банальных объяснений! Я вообще ничего не хочу больше слышать!
Только «Я люблю тебя».
Невысказанные слова повисли в воздухе. Тернер почти физически ощущал, как она отдаляется от него, как между ними образуется пропасть, а он не в силах остановить это. Он знал, что должен сделать: сказать всего три слова. Господи, это же нетрудно. Ну что он, немой, что ли? И он хочет их сказать. Но тогда окажется на грани чего-то… необъяснимого. Сделать последний шаг вперед выше его сил.
Это не поддается никакому объяснению, и смысла в этом никакого нет. Он не знает, боится ли он полюбить ее или боится того, что Миранда любит его. Он не знает, страх это или еще что-то. Может, он мертв внутри?
Слишком тяжело далась ему первая женитьба. Что, если сердце его навсегда разбито?
— Дорогая, — начал он, судорожно подбирая слова, которые вернули бы ей счастье.
Или если это невозможно, то хотя бы поменяли выражение боли в глазах Миранды.
— Не называй меня, так, пожалуйста, — еле слышно сказала она. — Лучше обращайся по имени.
Ему хотелось выть, кричать. Хотелось тряхнуть ее за плечи, чтобы она почувствовала, что… он сам себя не понимает. Как это сделать? Он не знал и поэтому просто сказал:
— Увидимся через пару недель.
Она кивнула в ответ. Потом отвернулась.
— До свидания, — тихо произнес Тернер и закрыл за собой дверь.
— Зеленый цвет очень выигрышный, — сказала Оливия, глядя на выцветшие шторы в гостиной. — А тебе он всегда шел. Леди обычно присуще желание хорошо выглядеть в собственной гостиной.
— Думаю, что не только в ней, — в тон подруге сказала Миранда.
— Ой, перестань! Если бы тебе не нужен был мой совет, ты не позвала бы меня. — Оливия простодушно улыбнулась. — Но я рада твоему приглашению. Ужасно без тебя скучала, дорогая. Зимой в Хавербрейксе такая тоска. Фиона Беннет чуть ли не каждый день наносит мне визиты.
— Весьма прискорбное стечение обстоятельств, — согласилась Миранда.
— Я уже склонна была принять от нее приглашение. Исключительно от безделья.
— О, не делай этого.
— Ты до сих пор имеешь против нее зуб за ту историю с ленточкой на моем дне рождения?
— Совсем чуточку.
Миранда большим и указательным пальцами показала подруге, насколько мало ее волнует Фиона Беннет.
— Да забудь наконец про это. В конце концов, ты заполучила Тернера. Увела под носом у всех. — Оливия все еще немного обижалась на брата и лучшую подругу, про роман которых она ничего не знала. — Хотя должна сказать, с его стороны просто свинство уехать в Лондон и оставить тебя здесь одну.
— У него срочные дела, — сказала Миранда, натянуто улыбнувшись.
— Понятно. — Подруга моментально перешла к делу. — Если мы сделаем обивку зеленой, то шторы могут быть контрастного цвета, подходящего к обивке мебели.
Миранда кивнула и улыбнулась, но мысли ее были далеко. В Лондоне. Ее муж ни на секунду не выходил у нее из головы. Она обсуждала домашние дела с экономкой, и вдруг у нее перед глазами возникали его глаза. Она садилась за книгу — и слышала его смех. А ночью, когда она уже погружалась в сон, легкий как пух поцелуй щекотал ей губы, и душа тут же начинала ныть от тоски по теплу его тела.
— Эй, очнись!
— Что? Ой, прости, Ливви. Я задумалась.
— Вижу. Ты часто это делаешь.
— Это из-за ребенка, — отговорилась Миранда. — И еще я стала слишком чувствительная и слезливая.
Про себя она подумала, что сможет еще два месяца все сваливать на свое положение. А что потом ей делать? Она посмотрела на подругу и с улыбкой спросила:
— Так что ты собиралась мне сказать?
— Я хотела предложить: если тебе не нравится зеленый, то мы можем выбрать обивку в пепельно-розовых тонах. И ты назовешь эту комнату Розовой гостиной. Звучит шикарно!
— Ты не считаешь, что комната будет выглядеть слишком женственной? — засомневалась Миранда. — Тернер тоже любит в ней сидеть.
— Хм-м… Надо подумать.
Миранда так сильно сжала ладони, что ногти больно впились в кожу. Печально и смешно, но даже от упоминания имени мужа она сама не своя.
— С другой стороны, — сказала она, — мне всегда нравился бледно-розовый цвет. Решено.
— Ты уверена? — Теперь засомневалась Оливия. — А если Тернеру не понравится?
— Ну его к черту! — оборвала ее Миранда с такой яростью в голосе, что та поразилась. — Если бы его интересовала новая обстановка, то он не уехал бы в Лондон.
— Зачем ты сердишься? — миролюбиво произнесла Оливия. — Я уверена, что он очень по тебе скучает.
— Ничего подобного. Вероятно, даже ни разу обо мне не вспомнил.
* * *
Она не выходила у него из ума.
После четырех бесконечных дней в закрытой карете Тернер думал, что сможет избавиться от мыслей о Миранде, как только доберется до Лондона. Он рассчитывал, что столичная жизнь его отвлечет.
Но ошибся.
Их последний разговор преследовал его, и каждый раз он придумывал для себя другие выражения, не те, которые говорил. Но стоило ему найти иные слова, как все исчезало, и он видел только ее глаза — большие, карие, полные боли.
Вина перед ней давила его. Не привык он к этому чувству. Оно жгло, кололо и сжимало горло. Гнев пережить намного легче. Это — простое, ясное ощущение. И оно не направлено на себя.
