Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
– Но ничего, приспособился, попривык, насколько вообще возможно привыкнуть, – добавил Алексей бодрым тоном и постарался отыскать в «той» жизни что-то хорошее. – Представляешь, меня там даже язва не беспокоила! Испугалась, наверное, и поспешила зарубцеваться навсегда. С концами!
– Врешь? – не поверила Инна.
– Нет, не вру. Делал в прошлом году гастроскопию, так два врача меня по-всякому вертели, никак ее найти не могли. Потом сошлись на том, что она, наверное, была там-то, и перестали меня мучить. Но, кажется, они просто пальцем, то есть трубкой своей наугад ткнули, чтобы лицо сохранить.
– Врачи, наверное, были старенькие и плохо видели, – предположила Инна.
– Нет, молодые. Примерно нашего возраста.
– Молодые, – усмехнулась Инна. – Нашего возраста… Знаешь, у некоторых Лизиных подруг уже дети есть. Так-то вот!
– Это ничего не значит! – убежденно сказал Алексей, гладя ее по спине. – Мы с тобой молодые. У нас вся жизнь впереди. Мы поженимся и станем жить долго и счастливо…
– Поженимся, – эхом откликнулась Инна. – Вот будет прикол в ЗАГСе, когда мы явимся регистрировать брак повторно…
– Прикол будет в другом, – поправил Алексей. – В том, что после развода с одной сестрой я женюсь на другой… По документам ведь так!
– Точно! – спохватилась Инна. – А что делать? Я не хочу, чтобы ты женился на Инге! Мне вообще надоело ею быть! И уже нет никакой необходимости притворяться! Как быть? Пойти и все рассказать? Не хотелось бы ворошить прошлое и…
– А юрист из тебя, как я посмотрю, плохонький, – Алексей сопроводил упрек такой нежной улыбкой, что Инна и не подумала обижаться. – Разве ты не знаешь, что любой совершеннолетний гражданин имеет право изменить свое имя…
Ледяной иглой кольнуло в сердце воспоминание о единственном письме, полученном от дочери. Кольнуло и тут же отпустило, будто растаяла игла, стоило только подумать о том, что завтра (нет – уже сегодня) он наконец-то встретится с дочерью. Лиза вернется из подмосковного пансионата, в который она уезжала на уик-энд с друзьями кататься на лыжах, откроет дверь и…
И будет им счастье.
Как мало человеку нужно для счастья.
Чем меньше человеку нужно, тем ближе он к богам.
29
Алексею хотелось выйти навстречу дочери вместе с Инной – сюрприз и одновременно своеобразный знак. Все плохое осталось позади, мы снова вместе! Но Инна сказала, что Лизу надо подготовить к встрече с отцом. Алексей подумал и признал, что Инна права. Действительно надо подготовить, а то еще развернется с порога и хлопнет дверью. Поправимо, теперь-то уже все поправимо, но лучше бы обойтись без этого. Непонимания между ними было столько, что даже капли его больше не хотелось.
– Мы недолго, – обнадежила Инна. – Четверть часа, не больше…
Алексей сомневался, что Инна сможет все объяснить дочери за столь короткое время (та пока совсем ничего не знала), поэтому настроился на долгое ожидание в Инниной спальне в компании с телевизором.
Минут за десять до прихода Лиза позвонила Инне и сообщила, что она скоро будет дома.
– Деликатничаем, – улыбнулась Инна, – даем друг дружке возможность выпроводить кавалеров и привести себя в порядок. Волнуешься?
– Предвкушаю, – ответил Алексей.
Волнения, как ни странно, не было совсем. Только нетерпение – скорей бы обнять дочь, вот так схватить в охапку и не отпускать, а потом смотреть в глаза и слушать ее голос… Как Лиза сейчас выглядит, он знал, а вот голоса ее не слышал много лет. Инна сказала, что голос у Лизы бабушкин, актерский, хорошо поставленный, хоть его никто специально не ставил, глубокий, богатый модуляциями. Что означают «модуляции» применительно к голосу, Алексей представлял смутно, но порадовался и этому. День был такой, что всему хотелось радоваться. Даже если бы Инна сказала, что у их дочери хриплый невыразительный голос, Алексей порадовался и этому. Все равно – родной.
Услышав хлопок входной двери, Алексей едва удержался от того, чтобы, в нарушение договоренности, не выскочить из своего «укрытия». Желая перебороть соблазн, он прибавил звук телевизора и попробовал с середины «въехать» в какое-то чрезмерно эмоциональное ток-шоу. Но так и не «въехал», потому что вдруг подумал об Инге. Еще не было времени осмыслить известие о ее смерти. К тому, что Инна воскресла из мертвых, Алексей уже успел привыкнуть, а вот к тому, что Инга умерла, еще нет.
Инга умерла… Алексей поймал себя на мысли о том, что думает о ее смерти с сожалением. Сожаление это было двояким, даже нет – трояким. Во-первых, было жаль Инну, которая потеряла сестру дважды – в день ее гибели и в тот день, когда узнала правду об ней. Какой бы Инга ни была сволочью, для Инны она оставалась родной сестрой. Они были вместе еще в материнской утробе, они вместе росли… Когда-то Инне казалось, что ближе сестры у нее никого нет, она сама об этом говорила. Инга была ей даже ближе, чем мать с отцом. Родители старше, они – родители, другое поколение, не все понимают, не все им можно рассказать, в отличие от сестры. Сейчас у Инны эйфория – вернулся муж, вернулся в прямом и переносном смысле слова, но скоро эйфория пройдет, и тогда… Алексею хотелось верить в то, что тень Инги не будет вечно стоять между ним и Инной. Это во‐первых, а во‐вторых, ему было жаль Ингу, и жалость эта была непритворной, искренней. Что толку притворяться перед самим собой? Жаль, что Инга жила так неправильно, жаль, что она потратила годы на месть за выдуманную ей же самой обиду, жаль, что она уже не сможет раскаяться (если только где-то там, на небесах), и жаль, что она уже не сможет увидеть того, что Алексей ее победил. Это последнее сожаление несло в себе привкус эгоизма, или, скажем так, индивидуализма, поэтому Алексею было немного неловко. Но одновременно было и жаль. Он так долго мечтал о том, чтобы появиться перед Ингой несломленным, добившимся вновь того, что она у него отняла (или примерно того же), так мечтал посмотреть ей в глаза и сказать что-то такое, что Инга запомнила бы на всю жизнь. «Стоп! – осадил себя Алексей. – Что есть, то есть! Жалеть можно бесконечно, но если уж говорить начистоту, то лучше пусть все будет так, как есть сегодня, чем так, как я считал два дня назад!» Мысли перешли от частного к общему, к глобальному, к третьей ипостаси сожаления. Ну почему близкие, родные люди причиняют друг другу столько горя вместо того, чтобы радовать, поддерживать, любить? Память начала услужливо подбрасывать примеры для иллюстрации, но вдруг вытащила из своих запасников картину, которую Алексей вспоминать не любил. Будь его воля, он бы засунул ее в самый дальний ящик, запер бы его на замок, а ключ выбросил.
Тверской бульвар… Инга… Ее жалящие поцелуи… Ее сбивчивый шепот… «Мой!.. Глупый!.. Не отдам!.. Мой!.. Мой!.. Мой!.. Глупый!.. Мой!..»
Шапочка на снегу… Сумка на локте… Яростный взгляд… «Не бойся, я не кусаюсь!»
– Кусаешься, – вслух сказал Алексей и тут же поправился: – Кусалась. Очень больно кусалась…
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
