Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
– Не хочу тебя отпускать… – горячо шептал Алексей.
– Не отпускай… – эхом отзывалась Инна. – И я тебя не отпущу.
Ее шелковистые волосы слиплись от пота и лежали тяжелыми прядями, но Алексею казалось, что так еще красивее. Он всегда считал, что красота любимой лучше всего раскрывается в минуты близости, а не когда Инна появлялась перед ним в парадном виде – тщательно уложенная прическа, искусный макияж, украшения, вечернее платье.
– А я знаю, о чем ты хочешь спросить меня… – вдруг сказала Инна. – Ты же хочешь спросить, верно?
– Ты ошибаешься, – Алексей оставил в покое восхитительные розовые соски, которыми невозможно было насладиться досыта, хотелось касаться их губами и языком снова и снова. – Я ни о чем не хочу спрашивать. Я больше ни о чем не хочу спрашивать. Ну, разве что о том, есть ли в холодильнике помидоры.
Яичница с помидорами была его любимым блюдом с детства. Простым в приготовлении, но в то же время самым вкусным на свете.
– Есть, – улыбнулась Инна. – Лиза обожает томатную яичницу. Ест ее каждый день. Она вообще очень на тебя похожа.
– Насколько мне помнится, она была похожа на тебя.
Алексею не хотелось рассказывать о том, что он время от времени наблюдал за дочерью издалека, это могло бы привнести в ночь любви ненужную горечь и прозвучать чем-то вроде упрека, поэтому он вставил в фразу слова «насколько мне помнится».
– Внешность моя, а характер твой. А ведь главное в человеке не внешность, а характер.
На лицо Инны легла тень. Алексей понял, что она думает о сестре – наглядней и ближе примера не было. Надо было срочно спасать положение единственно возможным способом. Алексей дразняще потеребил языком соски Инны, а потом начал вести дорожку из поцелуев по ее животу, спускаясь все ниже и ниже. Не прерывая своего занятия, украдкой взглянул на лицо Инны и порадовался тому, что тень исчезла. Лицо выражало блаженство, одно лишь блаженство и ничего, кроме блаженства.
– М-м-м! – простонала Инна, запуская правую руку в волосы Алексея и ласково их теребя. – Какой же ты нежный…
Алексей вдруг испугался того, что все происходящее может оказаться сном. Ему иногда снились такие «долгие», растянутые во времени сны – одна картина за другой. В последнем сне он видел свадьбу Лизы, которая выходила замуж за приятного молодого человека, как две капли воды похожего на Евгения Миронова, любимого актера Алексея. Только звали жениха как-то иначе, как именно, Алексей забыл. Когда проснулся утром, было такое впечатление, словно он отсидел всю свадьбу – от и до. Начиная со знакомства с кучей новых родственников (все они почему-то были на одно лицо) и заканчивая последним танцем молодых. В память врезалось многое – фасон Лизиного платья, пышные цветистые тосты одного из гостей (или то был тамада?), блюда, украшение зала… Но все же это был сон.
Алексей поспешно ущипнул себя за ногу, да так сильно, что вздрогнул. Инна отдернула руку, не иначе как подумала, что случайно дернула Алексея за волосы.
– Этот чудный сон совсем не сон, – прошептал Алексей в аккуратный Иннин пупок.
– Что ты там колдуешь? – поинтересовалась Инна, приподнимаясь на локтях. – Привораживаешь меня?
– Привораживаю. Чтобы ты всегда была рядом.
– Скованные одной цепью…
– Связанные одной нитью…
Изощряться в остроумии ни у кого не было желания. Инна перевернулась на живот и подставила губам Алексея свою спину с трогательными острыми, совсем девичьими, лопатками. Алексей уже не в первый и не во второй раз подумал о том, что Инна совсем не изменилась. Такая же юная, только груди налились спелостью. Алексей отодвинул рукой мешавшие ему волосы и поцеловал Инну в шею. Инна простонала и призывно выгнулась. Алексей основательно занялся ее спиной, чередуя поцелуи с осторожными нежными покусываниями. Инна опустилась на кровать всем телом, вытянула руки вперед, повернула голову набок и лежала с закрытыми глазами без движения до тех пор, пока Алексей не дошел до ее округлых, ладных ягодиц, совершенно не утративших упругости и формы. Инна любила на некоторое время стать безучастной, полностью отдаваясь на волю любимого, и чувствовать, как ее обволакивает нежность, но прикосновения к ягодицам возбуждали ее сильнее, чем ласки груди, и оставаться безучастной было уже невозможно. Спина покрылась испариной, истома, поднимавшаяся из лона, ударила в голову. По телу Инны пробежала судорога, сразу за ней вторая. Она попробовала поджать под себя колени, но ноги не слушались ее. Тогда Инна перевернулась на спину и притянула Алексея к себе. Страсть достигла такого накала, когда было не до разнообразия поз. Хотелось скорей утолить ее, насытиться, упиться. Алексей положил ноги Инны себе на плечи и с нежной силой вошел в нее. Ритмично двигаясь, он то поглаживал Инну по шелковистым бедрам, то целовал ее ступни, уделяя внимание каждому пальчику в отдельности. Почувствовав, что до прихода новой волны наслаждения осталось совсем чуть-чуть, Инна обвила Алексея ногами и потянула к себе…
– Как тебе жилось там? – спросила Инна, когда они, обессилев от ласк и чувствуя себя полностью опустошенными и счастливыми, лежали в объятьях друг друга, с великим сожалением думая о том, что новые подвиги во имя любви придется на время отложить.
Сил не осталось совершенно, оба порядком устали, чувствуя во всем теле приятную слабость. Усталость и нега вызывают сон, но сон почему-то не шел. Было жаль тратить время на сон в такую, поистине волшебную, ночь. Волшебство ее расцвечивалось цветными бликами на потолке и оттенялось звучащей в душе музыкой. Наверное, то была та самая музыка сфер, о которой упоминал еще Пифагор. В такую ночь можно безболезненно и безбоязненно вспоминать все, даже самое плохое. Наверное, именно в такую ночь и надо вспоминать плохое, чтобы оно, помянутое и отпущенное, исчезало без следа.
– Сплошной баттерфляй, если уж говорить честно, – ответил Алексей.
Неожиданному вопросу он удивляться не стал, хотя вопрос мог бы показаться странным. Все же знают, что «там» не медом намазано и не сахаром посыпано. Но раз уж вопрос задан, то на него надо отвечать.
«Сплошной баттерфляй» – выражение, усвоенное еще с институтской поры. «Выделываться можно по-всякому, – говорил институтский физкультурник, – хочешь баттерфляем плыви, хочешь – брассом, хочешь – по-собачьи или стилем вяленой воблы, но кролем быстрее всего. Кроль – король всех стилей, поэтому его так и называют». Объяснять физкультурнику, что название стиля происходит от английского слова «crawl», означающего «ползание», было себе дороже. Характер у физкультурника был спортивный – волевой, авторитарный, упрямый. Если кто-то интересовался аспектами стиля вяленой воблы, физкультурник сдвигал на переносице лохматые брови и отвечал: «Ну, это примерно тот стиль, которым вы плаваете. Посмотришь спереди – вроде кроль, сбоку – брасс, а сзади – сплошной баттерфляй». И морщился при этом, словно от боли или стыда. С его подачи студенты называли любую неудачу «сплошным баттерфляем». «Как сессия?» – «А-а, сплошной баттерфляй!» Все ясно – не меньше двух «хвостов».
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
