Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
Тунджай задержался на несколько дней, ремонтируя мелочи и принося воду из гей-клуба через дорогу в лагерь. Потом Мехмет, молодой фанат хип-хопа, несший караул в ночную смену, предложил ему переночевать у них. В последующие несколько недель Тунджай поговорил с некоторыми самыми консервативными турецкими жителями, которые держались в стороне от протеста. Они принесли ему одежду и еду, а сами стали появляться поблизости.
Вскоре в лагере стали хозяйничать местные турчанки, которые большую часть времени были заточены в своих домах в одиночестве. Они обожали Тунджая.
– Ты нужен нам постоянно, – однажды сказал ему Мехмет.
Танджаю сделали кровать, и все стали скидываться деньгами, чтобы обеспечивать его. Скоро в гей-баре напротив ему предложили оплачиваемую работу. Он стал ключевой фигурой в лагере и поддерживал людей всегда, когда они были подавлены. Когда протестующие совершали марши, он шел в первом ряду и дул в свисток.
И вот однажды на один из протестов пришла полиция. Тунджай ненавидел, когда люди ссорились. Подумав, что они ссорятся, он подошел к одному из полицейских и попытался его обнять. Они арестовали его.
Тогда стало известно, что за много месяцев до его появления в «Котти и Ко» он сбежал из психиатрического института, где его держали почти всю взрослую жизнь. Полиция вернула его туда. Пациенты психиатрических больниц распределялись повсеместно в безопасные блоки по всему Берлину согласно первой букве их фамилии. Поэтому Тунджай был отправлен на противоположную сторону города. Он был заперт в пустой комнате с единственной кроватью в качестве мебели и наглухо закрытым окном.
– Комната всегда заперта, а снаружи постоянно находится охранник, – рассказывал мне Тунджай. – Она всегда заперта. Самое страшное – это изоляция. Вы изолированы от всего, – добавил он.
В «Котти и Ко» люди хотели узнать, где находится Тунджай. Пожилые турчанки пошли в гей-клуб «Sudblock» и сказали менеджеру Ричарду Штейну:
– Тунджая забрали. Нам нужно вернуть его. Он должен быть с нами.
Жители пошли в полицию. Сначала им ничего не ответили. Со временем они выяснили, что Тунджай заперт в психиатрическом отделении. Тридцать человек из «Котти и Ко» отправились туда, чтобы потребовать его освобождения. Когда им сказали, что он должен быть изолирован, они настаивали:
– Так не должно быть. Тунджай не может быть человеком, которого нужно изолировать. Ему нужно на свободу, чтобы он жил с нами.
Лагерь начал движение за освобождение Тунджая. Они выдвигали петиции и постоянно появлялись в лечебнице большими группами, требуя встречи с ним и его возвращения домой вместе с ними. Место было огорожено колючей проволокой и охранялось, как аэропорт. Они сказали психиатрам:
– Мы все его знаем и любим.
Администрация больницы была в недоумении. Они никогда не сталкивались с массовыми протестами за освобождение пациента.
– Они никогда не слышали, чтобы кто-то был так неравнодушен к их так называемым клиентам, – рассказывала мне Ули. – Наше упрямство, наше нежелание верить этой чертовой системе вынудило их сдвинуться с места.
В «Котти и Ко» узнали, что Туджай сбегал пять раз, но всякий раз его возвращали назад и заключали под стражу.
– Никто не дал ему ни единого шанса, – с пониманием рассказывал Санди. – Типичный пример того, как многие люди не получают никакого шанса.
Наконец, после восьми недель протеста, власти психиатрической больницы согласились выпустить Тунджая, если будут выполнены определенные условия. Он должен был иметь место для проживания и постоянную оплачиваемую работу.
– Все, кто знал Тунджая, понимали: он меньше всего думает об этом, – говорит Ули. – Ему нужно было чувство принадлежности к обществу, к которому он был бы привязан, где был бы полезен. Ему нужен был смысл – социальный смысл, цель, которая ему приходилась бы по душе и он мог бы разделить ее с другими.
Все получилось прекрасно. В гей-клубе подтвердили, что у него есть постоянная оплачиваемая работа. А один пожилой мужчина решил переехать из своей квартиры после того, как у него загорелся телевизор. Тунджаю отдали его квартиру, и целая коммуна взялась ее отремонтировать и подготовить к его теплому приему дома.
Когда я сидел с Тунджаем в лагере протестующих, он рассказывал мне:
– Они дали мне так много: одежду, горячую пищу и место, где я могу жить. Пока я был в лечебнице, они подготовили прошение. Я не знаю, как я смогу отблагодарить их. Они сделали что-то невероятное.
Позднее он рассказывал:
– Я невероятно счастлив. С моей семьей: Ули, Мехметом – со всеми, кто стоит за мной. Я просто невероятно счастлив… Это так здорово – быть здесь и работать в кафе «Sudblock».
– Ему было пятьдесят три года, – рассказывала мне Ули. – И он впервые в жизни нашел свой дом.
Многие люди в Котти, кто примкнул к протесту, чувствовали то же самое. Маттиас Каузен, студент, проживающий в жилищном комплексе, рассказывал мне:
– С самого детства я переезжал с места на место каждые четыре или шесть лет. Но нигде я не чувствовал себя дома так, как здесь. Я никогда не был знаком с таким количеством соседей. Это особенное состояние. У меня никогда не было подобных отношений ни с одним соседом в моей жизни. Да и не многие люди могут похвастаться этим.
В борьбе за понижение арендной платы, в борьбе за Тунджая жители Котти изменяли друг друга. Тот факт, что гей-клуб помог вызволить турецкого парня из беды, впечатлил всех турецких соседей. Мехмет, который очень негативно отнесся к только что открывшемуся гей-клубу, рассказывал мне:
– Когда я познакомился с ними, я осознал, что каждый вправе поступать так, как ему хочется. Мы получили огромную поддержку от «Sudblock»… Клуб определенно изменил меня.
Говоря обо всех событиях в более широком смысле, он замечает:
– Но больше всего я удивляюсь самому себе. Я осознал, что сам могу сделать, разобрался со своими способностями.
Когда люди высказывались насчет странности союза мусульман и геев, самовольных поселенцев и носителей хиджаба, жители Котти посмеивались.
– Это не моя проблема! Это проблема тех, кто так думает! – говорила мне Нурие. – Я не собираюсь ничего доказывать. Если кого-то волнует короткая юбка Таины или мой платок, мне все равно. Нам кажется, что они вполне сочетаются. – Она рассмеялась. – Если вам это кажется ненормальным, обратитесь к психологу! Мы друзья. Моя семья и вся моя жизнь научили меня не судить по внешности. Важно то, что внутри.
Это не было прямой линией к большей терпимости. В ней были зигзаги.
– Каждому следует делать то, что ему хочется, до тех пор, пока он не пытается обратить меня в другую веру, – говорила мне Нурие. – Не уверена, как бы я отреагировала, если б мои дети сообщили, что они геи. Я не знаю.
«Sudblock», гей-клуб Ричарда, предложил стать спонсором турецкой девичьей подростковой футбольной команды. Родители сказали, что поместить название гей-клуба на футболках их дочерей – слишком уж широкий шаг вперед.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
