Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
Однажды, когда протест выражался уже долгое время, Ричард Штейн находился в своем баре. Туда пришла одна из наиболее консервативно настроенных турецких женщин, в полном никабе, и угостила его пирожными. Он открыл коробку. Она сделала из глазури флаг в цветах радуги на верхушке одного из них.
* * *
Пока «Котти и Ко» собирались вместе, в других местах выселения продолжались. Однажды Нурие познакомилась с женщиной, оказавшейся в ситуации, похожей на ее. Розмари было больше шестидесяти, и она тоже была прикована к инвалидному креслу. Ее так же выселяли из собственной квартиры в одном из районов Берлина, потому что она не могла больше платить за жилье.
– Она много перенесла в Восточной Германии во время коммунистического режима. Ее мучили, она была совсем больна: психически и физически, – вспоминает Нурие. – Меня очень тронуло, что эту женщину пытались выкинуть на улицу.
Поэтому Нурие попыталась предпринять более решительные действия. Когда она слышала о выселении кого-то из жилья, она направлялась туда, часто вместе с Таиной. Пользуясь своим инвалидным креслом, она блокировала проход, так что приставы не могли попасть внутрь.
– Я так разозлилась, что решила блокировать выход любым возможным способом, – говорит она.
Когда прибыли полицейские и попытались ее передвинуть, она предупредила, что ей совсем недавно сделали операцию по удалению желчного пузыря. Это было абсолютной правдой.
– Я сказала: если вы меня тронете и со мной что-нибудь случится, а у меня есть все эти свидетели вокруг, вам будет очень плохо… Я не буду сопротивляться, не буду ругаться с вами, но вы поступаете неправильно. Не прикасайтесь ко мне.
– Видели бы вы их лица. Они совсем не ожидали такого, – рассказывала мне Таина. – Такой протест. Мусульманка в инвалидном кресле, не двигающаяся с места и не испугавшаяся их. Вся их команда выглядела как Дарт Вейдер, а она просто сидела там в своем кресле, улыбалась и говорила: «Я не сдвинусь с места».
Но Розмари выгнали из дома. А через два дня в холодном приюте для бездомных она умерла от сердечного приступа.
Вскоре после этого Нурие сама вынуждена была покинуть свой дом. После долгих и непростых поисков соратники нашли ей другую квартиру недалеко от их района.
Тогда «Котти и Ко» активизировал свою деятельность. Они больше выступали с протестами, доказывали свою правоту, чаще организовывали марши, привлекали больше внимания средств массовой информации. Они активнее копались в финансах компаний, которые владели их домами, и обнаружили, что даже городские политики не понимали нелепые контракты, составленные давным-давно[263].
А потом однажды, спустя год с начала протеста, разнеслось известие. Благодаря политическому давлению Котти размеры их арендных плат будут заморожены. Были предоставлены гарантии, что они останутся на том же уровне. Такого не произошло ни в одном другом жилом комплексе Берлина, а здесь случилось. Таков был прямой результат их активности.
Все были взволнованны. Люди делились со мной тем, что больше не думают о протесте только как своей борьбе за понижение ренты. Одна из турчанок немецкого происхождения, Нериман Тансер, рассказывала, что она приобрела нечто большее, чем понижение арендной платы. Это привело ее к «пониманию того, сколько прекрасных людей живет по соседству с тобой». Они все были там и раньше, но не замечали друг друга. А теперь вот они – все рядом. Когда люди жили в Турции, женщины относились ко всей своей деревне как к «дому». Но когда они приехали в Германию, им пришлось научиться относиться к дому как к четырем стенам и пространству внутри них. Такое отщипанное, сморщенное чувство дома. А когда поднялись все эти протесты, чувство дома снова расширилось, охватив весь жилой комплекс и плотную сеть людей, проживающих там.
Пока Нериман рассказывала мне все это, я думал: а сколько из нас в нашем обществе являются бездомными по меркам «Котти и Ко». Сколько из нас, окажись мы выброшенными из дома или запертыми в психушке, получат поддержку десятков и десятков людей, стоящих рядом и защищающих нас?
– В этом смысл протеста. Преодолевая границы, мы заботились друг о друге, – говорил мне один из протестующих. – Заботясь друг о друге, мы росли.
Сидя за самоваром, Мехмет говорил мне, что, если б не этот протест, его бы вышвырнули из старшей школы. Он сказал:
– Здесь есть на что опереться, вместе мы можем стать сильными… Я так счастлив, что узнал так много прекрасных людей.
Таина рассказывала:
– Мы все многому научились. Я могу видеть глазами другого человека, а это новый источник понимания… Мы как одна семья.
Другой из протестующих, Санди, объяснял, как неправильна мысль о том, что каждый должен сидеть отдельно друг от друга. Мы зациклены на собственной незначительной истории, смотрим собственный маленький телевизор, игнорируем все вокруг себя, а это ненормально.
– Нормально, когда тебе не все равно, – сказал он.
* * *
Иногда я думаю, что люди в «Котти и Ко» считали меня сумасшедшим, потому что я появлялся время от времени среди них, слушал их рассказы, а потом в какой-то момент начинал плакать.
Перед протестами Санди заметил, что многие люди находились в депрессии.
– Они отступали… Были очень подавленными. Сидели на лекарствах. Были очень больны из-за всех этих проблем.
Нурие была настолько подавлена, что хотела покончить с собой. Но потом, из-за участия в протестах, они снова стали интересоваться политикой. Санди мягко произнес:
– Это стало для нас как лечение.
Еще одна участница событий в Котти, Ули, сказала мне, что протесты «сделали их общественными людьми». Сначала, когда она произнесла это, я подумал, что это немного неподходящие слова в ее вполне прекрасном английском. Но, подумав об этом еще, я понял, что она нашла идеальное слово для описания их действий. Они перестали быть предоставленными только себе. Они перестали сидеть в одиночестве. Они сделали себя общественными людьми. И они нашли избавление от боли, перестав быть предоставленными только себе.
* * *
Спустя два года, как Нурие впервые вывесила записку в окне, я приехал туда со вторым визитом и обнаружил, что люди из Котти объединяются с другими активистами по всему Берлину для новой борьбы. В немецкой столице, будучи обычным гражданином, можно дать начало референдуму, в котором любой житель города может проголосовать, если набрать достаточное количество подписей людей на улице, выразивших свое согласие на его проведение. Поэтому жители Котти, с которыми я был знаком, носились по всему городу, стараясь получить подписи берлинцев на проведение референдума, посвященного сохранению низких цен на аренду жилья для любого человека. Это был целый пакет реформ: больше субсидий, избираемый совет по контролю за жилищной системой, обязательство, что любые деньги, полученные за счет системы, будут идти на оплату более дешевого социального жилья, прекращение выселения бедных людей.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
