— Нет, я сказала ему, что мы встретимся в церкви. Иперестань за меня волноваться. Я уже большая девочка, со мной все в порядке, ия люблю тебя — ты заботишься обо мне лучше всех в мире. — Сказала и лукавопосмотрела на Люка. Похоже, что она и сама может о себе прекрасно позаботиться.Люк сразу почувствовал облегчение.
— Господи, как же ты хороша! И если не оченьторопишься…
— Лукас, прекрати немедленно, мы уже обо всемдоговорились. — Кизия отвернулась и пошла к вешалке за пальто. Люкнезаметно подкрался сзади, схватил на руки и закружил так, что ее голова едване касалась пола.
— Ну нет, я еще не все сказан. Слушай меня, детка…
— Лукас! Черт тебя побери, Лукас! Немедленно поставьменя обратно! Ну, Лукас! — Он засмеялся и снова закружил Кизию.
— Ты не понимаешь, ты совершенно невыносимый… — Люк непозволил Кизии договорить, закрыв ее губы своими губами. Через несколькомгновений она мягко оттолкнула его. На лице ее одновременно читались и счастье,и печаль. — Люк, я… мне пора идти.
— Знаю. — Его настроение уже прошло. Он помогКизии надеть пальто. — Только, пожалуйста, не забивай себе голову разнойерундой. — Она кивнула, поцеловала его и ушла.
Когда Кизия приехала на место, церковь уже была забиталюдьми. Эдвард ждал у входа. Он помахал. Кизия подошла к нему и взяла под руку.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказал Эдвард шепотоми крепко пожал ей руку. Кизия кивнула в ответ. Они вошли в двери и всопровождении церковного привратника направились по центральному проходу междурядами. Она старалась не смотреть на гроб, покрытый сплошным ковром из белыхроз. Отведя глаза, Кизия увидела миссис Бенджамин, которая чинно сидела напередней скамье со своим овдовевшим сыном и его двумя детьми. Кизияпочувствовала, как у нее перехватило горло. Ей захотелось подойти к ним икрикнуть этой маме Бенджамин прямо в лицо: «Убийца! Это ты убила ее своимиугрозами, ты убила ее, забрав у нее детей… ты, сволочь!..»
— Благодарю вас. — Как сквозь сон услышала Кизияприглушенный голос Эдварда, когда им указали на скамью где-то в средних рядах.Кизия огляделась. Она заметила Уита, сидящего на три ряда впереди нее. Онвыглядел похудевшим и совсем уж женоподобным. Одет был в прекрасный костюм отКардена, который казался слишком узким и коротким. Кизия подумала, что этоткостюм подарил ему один из его друзей: такую вещь Унт никогда не купил бы себесам.
Марина тоже была здесь вместе со своим Хэлперном. Они должныбыли пожениться на Новый год в Палм-Бич, и, несмотря на неподходящее место ивремя, Марина не скрывала своего счастья и вела себя так, будто все ее проблемыи заботы исчезли без следа.
Кизия вдруг почувствовала себя Мартином Хэлламом и внезапнопоняла, что не может посмотреть ему в глаза… Она оглядывалась по сторонам,вслушивалась в разговоры сидящих вокруг людей, но не поднимала глаз. Потомуспокоила себя: ей вовсе не следует прятаться, для нее он умер, и здесь,сейчас, она просто Кизия Сен-Мартин, которая оплакивает свою подругу. Слезыпобежали по ее щекам, когда гроб несли из церкви, чтобы погрузить в ожидающийснаружи темно-коричневый катафалк. Два полисмена расчищали дорогу для длинногозмеящегося хвоста лимузинов, ни один из которых не был взят напрокат. А удверей церкви застыла армия репортеров, ожидая выхода rex, кто пришел проводитьТиффани Бенджамин в последний путь. Все было на самом деле…
Кизия никак не могла поверить в случившееся. Они с Тиффанине разлучались в школе, а позже писали друг другу длинные письма из своихреспектабельных колледжей. Когда же Тиффани начала серьезно пить? После первогоребенка? Или после второго? Теперь уже неважно. И самым ужасным было то, чтосейчас казалось, будто Тиффани всегда была такой: ходила шатающейся походкой,смутно осознавая окружающее и роняя свое «божественно» по любому поводу. Слегкавыжившая из ума Тиффани, которая вечно была пьяна, беспокойная Тиффани… а несмешливая девчонка школьных лет. И этот ее шутовской салют в последний день,это… «пока, увидимся»… «пока, увидимся»… «пока, увидимся»…
Внезапно Кизия обнаружила, что бессмысленно, невидяшесмотрит на затылки встающих людей, а Эдвард мягко пытается поднять ее соскамьи. Потом долго пришлось стоять и пожимать руки всем желающим выразить ейсвои соболезнования. Билл стоял неподалеку. Он выглядел очень официально иторжественно, раздавал направо и налево кивки и грустные улыбки — большепоходил на владельца похоронного бюро, чем на скорбящего мужа. Рядом стоялидети, смущенные и скованные… А вокруг — толпа: все оценивающе разглядывали другдруга, обсуждали, кто во что одет, и сожалеюще качали головами, говоря опокойной: «Она пила… Тиффани напивалась до потери сознания… Тиффани…» В общем,друзья… Все это мучительно напомнило Кизии похороны матери. И Эдварду,по-видимому, тоже. Его лицо было серого цвета. Когда они наконец вышли изцеркви, Кизия посмотрела на небо, глубоко вздохнула и успокаивающе похлопалаЭдварда по руке.
— Эдвард, прошу тебя, когда я умру, проследи за всем иустрой все сам. Похорони меня на Хадсонском кладбище или еще где-нибудь в такомже тихом и приятном месте. Если ты обещаешь это сделать, я буду часто навешатьтебя всю оставшуюся жизнь. — Кизия сказала это полушутя, полусерьезно. НоЭдвард отнюдь не склонен был шутить.
— Очень надеюсь, что, когда придет время этим заняться,меня уже не будет рядом. Хочешь поехать на кладбище? — Кизия поколебаласьмгновение, потом отрицательно покачала головой, вспомнив свое обещание Люку.Даже прощания оказалось для ее нервов более чем достаточно.
— Нет. А ты поедешь?
Эдвард кивнул с выражением страдания на лице.
— Зачем? — Кизия прекрасно знала ответ. Он должен.Именно это убивало таких людей, как Тиффани и Эдвард, — они всегда всемчто-то должны.
— Это правда, Кизия. Ведь кто-то должен… Она невыслушала его до конца. Поцеловала в щеку и стала спускаться с крыльца церкви.
— Я знаю, Эдвард, кто-то должен позаботиться…
Он хотел спросить ее о планах на вечер, но не спросил. Унего не было шансов. А давить на нее он не хотел. И никогда этого не делал. Онавсегда жила своей собственной, независимой от него жизнью, и ему казалосьнеправильным беспокоить ее в такой момент. Сегодня ужасный день. Ужасный длянего. Эти события так сильно напоминают о Лайэн… Тот кошмарный, невыносимыйдень, когда… Он смотрел, как Кизия садится в такси, быстро стер слезы,катящиеся по щекам, и улыбнулся Кизии слабой, невольной улыбкой.
— Как все прошло? — спросил Люк, когда Кизиявернулась домой. Поджидая ее, он приготовил горячий чай.
— Просто ужасно. Спасибо, дорогой. — Кизия, нераздеваясь, взяла чашку и стала жадно пить, в то же время пытаясь стащить сголовы норковую шапочку. — Отвратительно. Ее свекровь притащила детей вцерковь. Это ни в какие ворота не лезет. Бедные дети, вынести такое… — ВнезапноКизия замолчала, вспомнив, что она тоже присутствовала на похоронах матери. Аможет, так и надо: по возможности показывать детям реальную жизнь, со всеми еемучительными сложностями и проблемами?
