— Майкл, позови… мою матушку.
— Сейчас я помогу вам сесть, госпожа, и сразу побегу за ней.
Он крепко взял ее за обе руки повыше локтей. Мария хотела было прикрикнуть, чтоб он не смел прикасаться к ней, но тут ее накрыла новая волна боли и она бессильно упала на его перепачканную грудь. Слуга осторожно, пятясь, крепко держа Марию за руки, вывел ее на посыпанную гравием дорожку. Она с трудом, спотыкаясь и пошатываясь, передвигала ставшие непослушными ноги. По щекам покатились слезы боли и страха, и она сердито прикусила губу.
«Если бы я была настоящей леди, воспитанной при дворе, — мелькнула между приступами боли шальная мысль, — то я бы велела этому садовнику не прикасаться ко мне и ни за что не показала бы, что мне больно». Он пристроил ее полусидя-полулежа на скамье, где до Этого они беседовали с Анной, и сразу умчался, сказав ей что-то напоследок через плечо. Что же он сказал? Новый приступ боли — и Мария услыхала свой вопль. Значит, так оно и есть, время пришло. Где же все мужчины, которых она знала, теперь, когда она нуждается в них? Отец должен был бы присутствовать при рождении своего первого внука. А Вилл — может быть, он уже скачет сюда? Роды наступили не преждевременно, и мужу тоже следовало бы здесь быть. Черт бы побрал короля! Черт побери того, кто способен отсылать фрейлин от двора на пять месяцев лишь потому, что они понесли и талии у них располнели, а это не нравится его блудливым рукам!
Следующая волна боли накрыла ее всю, с головой, звон в ушах погасил все остальные звуки и все мысли. Потом рядом с ней оказались матушка, Симонетта, Майкл и еще кто-то из слуг. Они отнесли ее в дом и уложили в постель.
Казалось, она уже очень долго плывет по волнам боли, даже изнемогла. Она отчаянно кричала, чтобы убрали простыни, чтобы дали ей напиться студеной воды. Тело перестало повиноваться ей. Она пыталась спрятаться от этого непонятного бунта где-нибудь в уголке сознания, но мучения не ослабевали, и она кричала снова и снова. Над ней хлопотали две повитухи, матушка и Симонетта. Это отец распорядился, чтобы повитух было две, непременно две, чтобы роды прошли правильно и не о чем было беспокоиться. Мария горячо надеялась, что дитя окажется девочкой и будет вылитой копией Кэри, лишь бы досадить отцу. Который час теперь показывают солнечные часы в саду? Ну почему же не прекращается эта боль, рвущая ее на части?
Ей велели тужиться, она тужилась изо всех сил. Помогло, но потом боль вернулась, охватила все тело — что же толку в маленькой передышке? Как женщинам удается рожать то и дело? Несчастные Клод и Екатерина Испанская! После такой дикой боли, таких мук — мертвые младенцы. Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы мое дитя не родилось мертвым!
— Мама! Мамочка! Воды!
Элизабет Буллен поднесла кубок к губам Марии, и та стала жадно пить, проливая воду себе на подбородок и шею.
— Все идет очень славно, Мария, миленькая моя, просто очень славно. Ты в следующий раз тужься посильнее.
Она сделала невероятное усилие, а когда отважилась открыть глаза, то едва не рассмеялась от нелепости ситуации: ноги у нее широко раздвинуты, и обе повитухи пристально всматриваются туда. Она не рассмеялась лишь потому, что новая волна боли смыла все веселье без следа. Что сказал Стафф тогда, в тот вечер? «Когда будете раздвигать свои ножки для других, вспомните обо мне».
— Вон уже макушка показалась, госпожа. Сильнее тужьтесь, как следует! — донесся до нее голос. — Конец — делу венец!
Господи, какое ей дело до венцов, до корон? Это заботит только Генриха да ее отца. Ну давай, давай, тужься!
Через нее перекатилась огромная черная волна, в глазах потемнело, Мария почувствовала, как ее тело разрывается пополам. Потом послышался громкий плач, и Марии расхотелось кричать снова. Быть может, хоть теперь ее оставят в покое? Она исчерпала свои силы.
— Мария, Мария, все просто замечательно! — Это говорила матушка, она плакала и трясла Марию за плечо.
Мария открыла глаза. Занавеси на окнах раздвинули, и солнечный свет ослепил ее. Все же она увидела, что на руках матери лежит младенец. Ее ребенок, с крошечным красным личиком, губки сложены кружком и надуты, а сжатый кулачок уперт в щеку.
— Сын, Мария, прекрасный, замечательный сын.
Мария в душе улыбнулась и раскрыла ладони, принимая от Элизабет Буллен сверточек, который та осторожно положила рядом с ней на широкое ложе. Мария коснулась крошечной ручки.
— Отец с Виллом решили назвать его Генри, матушка. Генри Кэри.
Ей захотелось прижать младенца к себе, но, совершенно измученная всем перенесенным, она тут же провалилась в сон.
Когда появилось молоко и малыш стал усиленно его сосать, она испытала такую радость, что трудно передать. Мария осторожно придерживала сынишку, чтобы он не сполз и не перестал есть. На макушке у него был легкий рыжевато-золотистый пушок, а глаза — ясные, голубые. Правда, матушка сказала, что в первые недели все малыши выглядят так. Отцу должно понравиться, да и Виллу, наверное, тоже. Цвет волос малыша можно было считать чисто тюдоровским, но не так уж он отличался и от фамильных черт Кэри. Пусть сами гадают.
Вилл Кэри и еще несколько всадников на полном скаку ворвались во двор замка на следующее утро после рождения малыша. Вилл пришел в такой восторг, увидев золотисто-рыжий сверток, что Мария почувствовала укор совести за то, что проклинала его, когда он не приехал вчера. Король, конечно же, это король задержал его. Приехал Джордж — как сказала Анна, ради того, должно быть, чтобы хоть на несколько дней сбежать от своей не закрывающей рта женушки. А ближе к вечеру должен приехать и отец. Король прислал свои поздравления, наилучшие пожелания и серебряную ложку для крещения. Мария радовалась тому, с какой гордостью и удовольствием отзываются о малыше Вилл с Джорджем, а потом она снова уснула. Колыбельку поставили рядом с ее ложем.
Ближе к вечеру она страшно проголодалась и опустошила огромную миску сладкой пшеничной каши с молоком и корицей, а Анна сидела рядом и пересказывала все, что поведали о жизни при дворе Вилл, Джордж и их товарищи.
— Джордж так несчастен, Мария! Честно тебе говорю: если отец вознамерится соединить меня узами брака с таким же пустозвоном, как Джейн Рочфорд, я пешком побегу до самой Франции! Да, кстати, — добавила Анна, уже уходя и мельком взглянув на младенца в колыбели, — тот человек, о котором ты говорила, высокий и обворожительный Вилл Стаффорд, приехал вместе с Виллом. Ты сказала правду: они действительно близкие друзья. Ну, увидимся еще, когда прибудет отец.
Мария положила свою ложку на поднос с пустой миской. Стафф приехал сюда вместе с Виллом? Как им удалось уехать от двора обоим? Придет ли он взглянуть на дитя или же посчитает, что это привилегия родных? Тут она вдруг, впервые с момента родов, подумала о том, как выглядит. Живот очень заметно уменьшился, но ей предстоял долгий путь к тому, чтобы вернуть свою прежнюю талию.
— Матушка! Симонетта!
— Мария, не случилось ли с тобой чего? Тихонько, радость моя, не то разбудишь мастера Генри Кэри, — с порога ласково укорила ее Симонетта. — Или ты еще не наелась? Только что приехал твой отец.
