К счастью, перед отъездом из Икитоса Мигель собрал для нас специальную аптечку на экстренный случай, бо́льшую часть которой составляли обезболивающие и желудочные средства. Теперь и пригодилась одна из мазей, что положил добрый Мигель. Боб натер ею место укуса и через какое-то время угомонился. Правда, к утру на щиколотке образовалась довольно заметная опухоль.
После внезапного нападения мы очень внимательно, с фонариками изучили место ночевки. Как оказалось, я не покушался ни на чью территорию, так что остался там, где лег с самого начала, а вот Боб перебрался от меня метра на три в сторону, да к тому же долго перетряхивал свой мешок, чтобы там не осталось ни одного муравья.
Из любопытства я, надев предварительно обувь, вернулся на место происшествия, чтобы посмотреть на муравьев. Изгнав со своего пути противника, насекомые спокойно, словно ничего не случилось, продолжали сосредоточенно ползти по своим делам по дорожке, на которую улегся, не подумав о последствиях, Боб.
Намаявшись, мы провалились в сон, как в омут. И спали настолько крепко, что нас с трудом растолкал Пако.
– Я уже час жду, когда вы проснетесь, а вы даже не шевелитесь. Уже одиннадцать, и давно пора в дорогу, – оправдываясь, сказал он.
Действительно, солнце уже давно поднялось, на причале суетились какие-то люди, а мы спали так, как будто вчера вечером в баре изрядно перебрали рома, как местный пастор.
Быстро перекусив, мы двинулись к каноэ нашего Пако. Боб после ночного происшествия слегка прихрамывал, но заверял, что грести сможет.
19
Не могу сказать, что каноэ оказалось столь же удобным, как и моторка, но троих взрослых мужчин, да еще собаку все-таки удерживало. Правда, такой чрезмерный вес, конечно, сказался на судоходных качествах: лодка здорово осела и потеряла обычную легкость и маневренность. Отчасти эти недостатки должны были компенсировать мы с Бобом – каждому из нас Пако принес по веслу.
Свое весло я потом привез в Москву и торжественно повесил на память о наших приключениях в кабинете. До сих пор висит. Такое весло вырезают из целого куска дерева, его рукоятка кончается своеобразным упором, похожим на тот, что бывает у некоторых лопат, – чтобы весло не выскальзывало из рук. Это важно. Остаться без весла где-нибудь на протоке в окружении пусть и некрупных здешних аллигаторов – вещь не самая приятная. Орудуя веслом, как оружием, можно все-таки держать этих зубастых тварей на расстоянии от лодки. Конец весла, та часть, которой, собственно, и гребут, напоминает то ли гигантский лист какого-нибудь местного растения, то ли примитивное изображение сердца.
С индейским веслом нам с Бобом пришлось немало повозиться, пока мы не попали в нужный ритм с Пако. Уже через час у меня на руках появились мозоли, потом они лопнули, и я стал грести в перчатках – хорошо еще, что взял их с собой. Мои руки городского жителя явно не были подготовлены к подобным перегрузкам. А как они болели к вечеру, словами не передать!
Увидели мы в каноэ и еще два предмета, которые жизненно необходимы на Амазонке, но о которых мы с Бобом благополучно забыли, – мачете. Без них в сельве местами просто никуда не пройдешь, дорогу надо прорубать. Опять спасибо Пако. Он же откуда-то принес белую пластмассовую канистру со свежей водой. Часа через два она почти раскалилась, но все равно это была чистая вода, а то бы нам пришлось пить прямо из реки.
Отплыв всего-то метров пятьсот от Орельяны, наше каноэ нырнуло в невидимую стороннему глазу узкую протоку, и я сразу же понял, что мачете нам понадобятся не только в сельве, но уже здесь, на воде. После дождя, а вернее ливня, с сильным ветром – тропики не Англия с ее моросящим дождичком – протоку изрядно захламили упавшие в воду деревья и лианы. Поэтому не раз нам приходилось делать вынужденные остановки. Но не для отдыха, а для того, чтобы расчистить себе путь.
Вообще плавание по протоке в Амазонии – это особый вид приключения.
Растительность здесь на открытом солнечным лучам месте – это не темные, всегда темные, дождевые леса Амазонки, где внизу, у земли, жизнь словно замерла и полна тревожной тишины. Все деревья в таких лесах тянутся вверх, а за ними, чтобы ухватить хоть крохи от солнца, вверх по мере сил устремляются остальные побеги. В первую очередь лианы, которые то ползут по земле, то, опираясь на соседей, круто взмывают ввысь, то снова меняют направление, отыскивая хоть щелку в кронах деревьев. Идти по таким зарослям трудно. Множество препятствий из корней и упавших деревьев, частью уже мертвых, частью полуживых, но уже обреченных, выматывают силы, а духота мешает свободному дыханию. Под ногами иногда появляется жижа. На самом деле это не болото, просто почва в сельве редко полностью просыхает от обильных ливней.
В глубине сельвы основная жизнь проходит на самом верху: там обитают все тропические птицы, обезьяны и прочие ползающие и цепляющиеся за ветви существа, которыми одарил сельву Господь. Нижний ярус населяют змеи, масса насекомых, часть из которых так же ядовита, как и многие из змей, разнообразные жабы, и среди них тоже есть ядовитые. А из крупных животных местные кабаны – свиньи пекари, редкие тапиры, – следов много, но увидеть трудно – и разные «саблезубые»: леопарды, ягуары, пумы и оцелоты. На них охотятся и, судя по контрабандному рынку в Икитосе, заваленному их шкурами, весьма интенсивно. Правда, не знаю кто: приезжие белые авантюристы или сами индейцы.
В отличие от здешнего леса, именно по берегам проток растительность может легко пробиться к солнцу. Поэтому тут в изобилии имеются пальмы, бананы, замечательные цветы, которые обычно в сельве растут лишь на верхушках деревьев, и мириады красочных птиц. Разобраться в этом бесконечном разнообразии видов может разве что опытный орнитолог. А потрясающие своими расцветками бабочки! Местами их просто тучи. Такова протока.
Многие животные, которые в сельве обычно обитают и кормятся на верхних ярусах, только там, где протока, и спускаются вниз. В первую очередь это обезьяны – особенно часто в зарослях или на сломанном дереве, свисающем над водой, можно увидеть мохнатых капуцинов. Но нередко можно заметить и ленивцев, и местного цепкохвостого медведя. Этот тоже на землю в глубине сельвы спускается редко. На берегу протоки, если повезет, вы встретите и великана броненосца, достигающего в длину вместе с хвостом двух метров, и опоссумов.
Кроме всего прочего, из протоки, на радость путешественнику, появляются аллигаторы, а в принципе здесь же обитает и водяная анаконда, удав изрядного веса и длиной до одиннадцати метров, который на нашем пути, слава богу, ни разу не попадался. Словом, плавание по протоке весьма занимательно.
Впрочем, божественная красота окружающего пейзажа вполне компенсирует страх перед анакондой. В некоторых более узких местах протоки вода совершенно скрыта под плотным ковром из крупных глянцевитых кувшинок с нежно-розовыми лепестками. Много папоротников с тонкими стеблями, украшенными маленькими ярко-красными цветками. Склоненные с обоих берегов деревья образуют местами арки, под которыми мы то и дело проплывали, отодвигая от головы свисавший гроздями зеленовато-серый мох. Добавьте к этому обилие разноцветных орхидей. Зрелище незабываемое.
