«Игра королей» посвящается англичанке и шотландцу.
ОТКРЫТЫЙ ГАМБИТ: УГРОЗА ЛАДЬЕ
«Лаймонд вернулся».
Весть разнеслась вскоре после того, как «Си-Кэтт» достигла Шотландии, выйдя из Кампвера с запретным грузом и пассажиром, которого не должно было быть на борту.
«Лаймонд в Шотландии».
Об этом с презрением и отвращением говорили люди, занятые подготовкой к войне с Англией; говорили, искоса поглядывая на кого-нибудь из своих: «Ходят слухи, что младший брат лорда Калтера вернулся». И лишь иногда женский голос произносил эти слова в ином тоне, с коротким, негромким смешком. Люди Лаймонда тоже знали, что он возвращается. Ожидая в Эдинбурге, они задавались вопросом — без особого, впрочем, беспокойства: как он собирается проникнуть в укрепленный город, чтобы соединиться с ними?
Когда «Си-Кэтт» пришла в Эдинбург, Мунго Тенант, эдинбургский обыватель и контрабандист, ничего не знал ни об этих слухах, ни о пассажире. Он, как обычно, совершил незаметный переход от мирной, обыденной жизни к незаконной торговле, и вскоре в теплую августовскую ночь по Hop-Лоху, заливу, омывающему Эдинбург с севера, к потайному подвалу под домом Мунго стали доставлять беспошлинный груз — оружие, бархат и бордоское вино.
В тростниковых зарослях Нор-Лоха, где во множестве гнездятся бекасы и вальдшнепы и где поднимают свои серые шеи лебеди городского судьи, некий человек не торопясь разделся, оставшись в шелковой рубахе и рейтузах, и, прислушавшись, бесшумно скользнул в воду.
Над черной, серебристой по краям гладью залива шириною в четыреста футов высились крыши эдинбургских домов. Этой ночью все окна замка светились, отражаясь в воде, как созвездия, ибо там, в замке, правитель Шотландии, граф Арран, выслушивал сообщение за сообщением о том, как подтягиваются английские войска для вторжения в Шотландию.
Ниже замка, во дворце королевы-матери, тоже было светло. Вдова покойного короля француженка Мария де Гиз не спала, страшась нападения, потому что рыжеволосая малютка королева, от имени которой правил Арран, была ее дочерью. А цель англичан состояла в том, чтобы насильственно обручить маленькую королеву Марию с девятилетним королем Эдуардом и затем при подходящих обстоятельствах заставить четырехлетнюю невесту отречься от престола. Сгоревшие соломенные крыши, разрушенные каменные строения и почерневшие стены дворца Холируд напоминали о прошлых нашествиях английских армий и о мужестве защитников.
Мунго Тенанта, поджидавшего свой груз, мало заботили государственные дела, но постоянная угроза войны с англичанами делала стражу у ворот чересчур придирчивой. После сокрушительного поражения Шотландии у Флоддена в войне с Англией тридцать четыре года назад Эдинбург, весьма некстати для контрабандистов, был опоясан высокими стенами, некстати и для Кроуфорда из Лаймонда, который, рассекая спокойные воды Hop-Лоха, яркой орифламмой 1) следовал за кормою лодки. Где груз контрабандиста мог миновать городскую стражу, свободен был путь и для объявленного вне закона мятежника, чья жизнь, попадись он в руки властей, не стоила бы и ломаного гроша.
Нос лодки коснулся прибрежного ила, и ее в молчании вытащили на берег. Гребцы принялись за разгрузку. Спины их сгибались под тяжестью груза, босые ноги семенили по траве; они прошли через сад, обходя препятствия, затем бесшумно спустились в подземный ход, ведущий в потайной подвал дома Мунго. Пловец, опутанный тиной, вышел на берег, отряхнулся и, никем не замеченный, проследовал в тот же дом, но вскоре покинул его. Кроуфорд из Лаймонда прибыл в Эдинбург.
Раз уж он проник в город, прочее не составляло труда. В маленькой комнате на Хай-стрит он быстро переоделся в неброскую, облегающую одежду, попутно с жадностью выспрашивая у прислуживающих ему людей мельчайшие подробности событий, происшедших за два последних месяца.
— …правитель, значит, ожидает англичан через три недели и квохчет, как наседка… Вы изрядно промокли, — заметил говоривший.
— Я, — произнес Лаймонд своим неповторимым голосом, мягкость которого порою скрадывала самые смертоносные замыслы, — нарвал, ищущий самку. Я вобрал в себя море, как Харибда 2), и за неимением лучших развлечений стану трижды в день извергать из себя воду за особую плату. Повтори-ка еще раз поподробнее то, что ты сейчас говорил о Мунго Тенанте.
Ему растолковали все, о чем он спрашивал, получили приказания, а потом Лаймонд ушел, чуть помедлив на пороге, чтобы зашпилить у подбородка черный плащ.
— Скромен, как фиалка лесная, — самым простодушным тоном изрек он и исчез.
В свой высокий дом на улице Госфорд-Клоуз, над входом в который красовался щит с кабаньей головой в верхнем поле, Мунго Тенант, зажиточный и уважаемый горожанин, пригласил двух гостей — своего соседа и его приятеля. Они сидела на резных стульях, поставив ноги на ковер из Курдистана, ели каплуна и перепелок и ничего не замечали вокруг, забыв даже о времени, потому что с головой погрузились в предмет благородный и захватывающий.
В десять часов прислуга отошла ко сну.
В половине одиннадцатого дворецкий Мунго услышал стук в дверь и, открыв ее, увидел водоноса Хоба Хьюата.
Дворецкий, через каждое второе или третье слово вставляя проклятия, спросил Хоба, что ему надо.
Хоб ответил, что они сами же просили принести воды для свиньи. Дворецкий это отрицал. Хоб настаивал. Дворецкий объяснил Хобу, что он может сделать со своей водой, а Хоб подробно описал, как он надрывался, поднимая из колодца эту растреклятую воду. Мунго с верхнего этажа постучал в пол, чтобы прекратили свару, и дворецкий, выругавшись, сдался. Он повел водоноса в помещение под лестницей, где обитала знаменитая свинья Мунго, символ дома, любимица хозяина, свинский предмет его идиотского пристрастия. Дворецкий стоял и ждал, пока Хоб Хьюат наполнит водой корыто, и вдруг свалился замертво, получив сокрушительный удар по голове.
Хоб, сделавший все, за что ему заплатили, исчез.
Дворецкий, рухнув на пол, так и остался лежать.
Свинья подошла к воде, принялась обнюхивать ее со все возрастающим интересом, погрузила в корыто пятачок и залезла в него с ногами.
Кроуфорд из Лаймонда связал дворецкого, вышел из хлева и поднялся по лестнице в комнату Мунго Тенанта.
Несмотря на присутствие услужливого хозяина, ни сэр Уолтер Скотт из Бокклю, владелец одного из крупнейших имений на шотландской границе, ни Том Эрскин не стеснялись в выражениях. Бокклю, шотландец из предгорья, великан причудливого облика, чей нос напоминал клюв попугая, был упрям и неуступчив, голос его гремел, как труба иерихонская. Эрскин был гораздо моложе, со свежим лицом, коренастый и резкий в движениях; он был сыном лорда Эрскина, главы одного из ближайших к трону семейств, коменданта королевской крепости Стерлинг.
