Мне стало неловко от разговоров на эту тему. Как бы то ни было, я был на стороне матери. Она это заметила, но продолжала:
– Я так одинока, Джори, мне необходимо быть возле тебя, возле твоей матери. – Какие-то воспоминания омрачили ее лицо, сделав его еще старше. – Самое худшее, что несет нам старость, – это чувство одиночества, ненужности, заброшенности.
– Ах, бабушка! – воскликнул я, обнимая ее. – Не чувствуйте себя одинокой и бесполезной. У вас есть мы. – Я крепко обнял и поцеловал ее. – Разве вам не нравится наш дом? Вы можете жить здесь с нами. Я не рассказывал, что мама сама сделала дизайн дома?
Мадам с любопытством оглядела комнату:
– Да, интерьер прекрасный, и это так похоже на руку Кэтрин. А где она сама?
– Она в своей комнате, пишет.
– Письма? – Мадам казалась оскорбленной тем, что мама не слишком гостеприимная хозяйка и не соблюдает обычаи.
– Бабушка, мама пишет книгу.
– Книгу? Танцоры не должны писать!
Улыбаясь, я сделал пируэт и несколько па:
– Мадам бабушка, танцоры могут все, что задумают. Кроме того, если мы с легкостью переносим ежедневную боль, чего еще стоит бояться?
– Отказа! – отрезала она. – У танцоров всегда чрезмерное эго. Одного отказа иногда бывает достаточно, чтобы впасть в отчаяние.
Я подумал, что уж она-то не впадет в отчаяние, даже если почтальон принесет ей тысячу писем с отказами.
– А где отец? – спросила она.
– Делает вечерний обход в больнице. Просил передать вам его извинения. Он хотел встретить вас, но вы опоздали, и он уехал.
Она фыркнула в ответ, как будто в этом была его вина.
– Ну так, – сказала она, вставая и оглядывая комнату, – я полагаю, самое время пойти поздороваться с Кэтрин, хотя, несомненно, она слышит мой голос.
Я тоже так думал, ведь ее голос был пронзительным, как крик.
– Мама иногда так увлекается… она временами не слышит собственного имени у себя за спиной.
– Ха! – вновь фыркнула мадам.
Она последовала за мной через холл. Я осторожно постучал в мамину закрытую дверь и, услышав что-то вроде «Да?», открыл ее.
– Мама, у нас гости.
На минуту в маминых глазах появилась неприязнь. Но мадам уже надменно вплыла в спальню и без приглашения уселась в бархатный шезлонг.
– Мадам Мариша! – воскликнула мама. – Как чудесно, что вы приехали. Наконец-то вы решили навестить нас.
Отчего мама так нервничает? Почему оглядывается на портреты, стоящие у нее на столике? Портреты папы и дяди Пола. Они в серебряных рамах, а вот и портрет моего отца, только в маленькой овальной рамке.
Мадам тоже посмотрела на ночной столик и нахмурилась.
– У меня множество портретов Джулиана, – поспешно объяснила мама, – но Джори держит их у себя в комнате.
– Ты хорошо выглядишь, Кэтрин.
– Я чувствую себя хорошо, благодарю вас. Вы тоже неплохо выглядите.
Руки и ноги мамы были в постоянном нервическом движении.
– А как твой муж?
– Все в порядке. Он на работе в больнице. Он ждал вас, но время шло…
– Да, понимаю. Простите мое опоздание, но люди в этом штате – чистые грабители. Мне пришлось уплатить восемьсот долларов за груду железа, и к тому же всю дорогу масло подтекало.
Мама наклонила голову, и я понял, что она подавляет усмешку.
– А что можно было ожидать от такой цены? – справившись с собой, проговорила она.
– Ну в самом деле, Кэтрин. Ты же знаешь, что Джулиан никогда не платил больших денег за машины. Но он знал, что делать с грудой железа, а я не знаю. Да, пожалуй, я дала волю чувствам в ущерб здравому смыслу. Надо было купить что-то получше за тысячу долларов, но я бережлива.
Затем начались расспросы о мамином колене. Как лечили? И скоро ли можно будет вновь танцевать?
– Все в порядке, – раздраженно сказала мама (она ненавидела, когда ее спрашивали об этом колене). – Всего лишь немного болит, когда непогода.
– А как Пол? Прошло столько времени с тех пор, как я видела его в последний раз. Я помню, после вашей женитьбы я была так зла, что не хотела видеть тебя, и даже забросила преподавание на несколько лет. – Она вновь взглянула на портрет папы. – А твой брат… он все еще живет с вами?
Зловещая тишина опустилась на всех нас. Мама старательно изучала улыбающееся изображение моего приемного отца Криса. В чем дело? О каком брате она говорит? У мамы больше нет брата. Если она спрашивает о Кори, то почему глядит при этом на портрет папы?
– Да-да, конечно, – сказала мама, оставив меня в изумлении. – Расскажите же мне о Грингленне и Клермонте. Я хочу обо всех узнать. Как там Лоррен Дюваль? За кого она вышла замуж? Или она уехала в Нью-Йорк?
– Он так и не женился? – сузив глаза, продолжала о своем бабушка.
– Кто?
– Твой брат.
– Нет, он еще не женат, – опять поспешно ответила мама. Потом с усилием улыбнулась. – А теперь, мадам, я вам скажу потрясающую новость. У нас появилась дочь, ее зовут Синди.
– Ха! – фыркнула мадам. – Я уже давно знаю о Синди. Но я хочу побольше узнать об этом образце для всех маленьких девочек. Джори написал мне в письме, что у нее могут быть танцевальные способности.
– О, это несомненно! Видели бы вы, как она пытается подражать Джори или мне – я имею в виду себя в то время, когда еще танцевала.
– Твой муж, должно быть, постарел, – заметила мадам, не обращая никакого внимания на фотографии Синди, которые попыталась ей подсунуть мама.
Синди в это время уже уложили спать.
– Джори рассказывал вам, что я пишу книгу? Это так захватывает! Я не думала, что меня это так увлечет, но теперь для меня это скорее удовольствие, чем работа. Почти так же занимает меня, как и балет. – Мама улыбнулась и начала поправлять стрелки на своих голубых брюках, одергивать белый свитер, подкалывать волосы, сдвигать бумаги на столе. – Я знаю, в моей комнате беспорядок. Извините меня. Мне бы нужен кабинет, но в доме нет лишней комнаты…
– Твой брат тоже на обходе в больнице?
Я все еще ничего не понимал. Кори умер. Умер очень давно. Хотя в его могилу некого было положить. Его могила – это просто камень чуть поодаль от тети Кэрри, и все…
– Вы, должно быть, голодны. Давайте пройдем в столовую, и я скажу Эмме, чтобы разогрела нам спагетти.
– Спагетти? – возмутилась мадам. – Ты ешь подобную отраву? Ты позволяешь моему внуку есть мучное? Много лет назад я учила тебя, как надо питаться! Кэтрин, значит, мои уроки забыты?
Спагетти были моим любимым блюдом, но плюс к этому у нас сегодня была приготовлена баранья нога, причем мама долго выбирала способ приготовления, чтобы угодить мадам. С чего бы это мама вспомнила о спагетти? Я пристально поглядел на маму: взволнованная и напряженная, она выглядела почти такой же юной, как Мелоди; она явно была испугана тем, что что-то пойдет не так, – но что?