– Ничего, ребята, скоро в каждый дом радио проведем, будет колхозникам вместо поповской чуши чего слушать. Жизнь станет лучше, веселей, – объяснил людям прибывший на место общественного сбора секретарь Заонежского райкома партии Лев Рахельсон, устраивая на морозе кратковременный митинг.
* * *
– Товарищ Соколов Михаил, ты будешь? – спросил сидевшего за обедом в столовой поселка Шуньга, обратился начальник милиции Федоров к покалеченному войной бригадиру сучкорубов Михаилу Соколову.
– Я, а какие ко мне вопросы? – ответил Михаил Федорову.
– Зайди в милицию как пообедаешь, поговорить нужно.
– О чем?
– Лекцию надо нашей молодежи почитать, как вы в Гражданскую войну в партизанском отряде с беляками воевали, – объяснил предлог бывшему партизану главный милиционер.
– Хорошо, – согласился красный партизан, – покушаю и подойду.
Скованно пообедав, Михаил покинул столовую, своим ходом добрался до милиции. Войдя в деревянное здание райотдела, ничего не подозревая, оставался напротив стойки дежурного, где его уже ждал пригласивший его читать лекцию начальник милиции Федоров.
– Пройдемте, пожалуйста, со мной, – приказал Соколову вежливо Федоров и завел бывшего партизана-лесоруба в кабинет с висевший на двери табличкой «Следователь Василий Сонин». – Соколова привел, займись, – приказал Владимир Федоров не встававшему со стула молодому – года двадцать четыре – кучерявому пареньку. Из его обмотанной кожаным ремнем милицейской формы свисала кожаная кобура с пистолетом.
– Присаживайся ближе к горящей печке спиной, – приказал молодой следователь бывшему партизану, когда Федоров закрыл снаружи двери, покинув кабинет следователя. – Говорить надо правду и только правду, – предупредил молодой парень бывшего партизана.
Присев на стул, спиной к горящей, жарко трещащей палениной печи, Михаил понял, в какую западню он попал. Спину больно нагревало, Михаил не показывал виду, что он чувствует жар со спины.
– Как ты в наших рядах оказался? Отец у тебя в Пудоже леспромхоз возглавляет, а ты почему с родителями не живешь? – задал вопрос Василий Сонин сидевшему напротив него Соколову.
– Я не буду отвечать на твои вопросы, – предупредил Соколов следователя.
Его начали бить, он неожиданно выхватил у Сонина пистолет и выстрелил ему в живот. Выбив стекла в окне, прыгнул прямо во двор, сразу наткнувшись на двух случайно оказавшихся во дворе райотдела двоих милиционеров.
– Стой, куда, стой! – ловили они хромавшего беглеца, беглец не давался им в руки. Два выстрела в упор свалили бывшего красного партизана на горячий снег.
* * *
Прошло два месяца. В апреле 1936 года на пороге Карельского ЦИКа появился человек, он приехал в республику из Иркутска. Представившись в обком партии новым начальником НКВД, он железной рукой записал в анкете свой жизненный боевой путь.
С мая 1920 года на чекисткой работе, проходил службу в особом отделе 15-й армии на должности уполномоченного. В этой должности принимал участие в боях на польском фронте. В 1921 году был переведен в особый отдел 17-й стрелковой дивизии. С июня назначен на должность руководителем агентурной работы в Себежское пограничное отделение ОГПУ. В 23-м повышен в должности до начальника Витебского губотдела ОГПУ, и к 1934 году, в результате хорошей работы на благо революции, занимал должность наркома внутренних дел Белоруской СССР. Это был Карл Яковлевич Теннисон. Его боевые награды за беспощадную борьбу с контрреволюцией – почетное боевое оружие, знак почетного работника ОГПУ и орден Трудового Красного знамени от ЦИК Белоруссии. Является членом партии большевиков с 25 июня 1917 года.
В конце он указал – ни в каких антипартийных группировках участия не принимал, оппозиционных колебаний от генеральной линии партии не имел. Вступив в должность, сразу взялся рьяно за работу. Проработав на новой должности несколько дней, он узнал, что директор Кондопожского бумажного комбината Ганнес Ярвимяки указом наркома лесной промышленности СССР был премирован автомобилем. И тогда новый нарком внутренних дел республики положил на Кондопожского директора зуб, твердо говорил: «Шикарно живет, с нами не делится. Да и зачем ему машина, в Финляндию бежать навострился. Ничего, пройдет время, я до него доберусь, будем выжигать каленым железом», – говорил Теннисон заместителю Солоницыну.
А директору и правда завидовали, бегали за ним ребятишки, мечтая прокатиться хоть раз в жизни на новой директорской машине. Он ребятам говорил – не только моя тут заслуга, здесь и наши лучшие стахановцы потрудились на славу. Сеточник Бурлаков, смен Сильфорс. Их надо награждать, их нахваливать.
* * *
В мае 1936 года старшего сына Игоря Сергея бригадир назначил на поле сеять пшеницу из лукошка – процесс несложный. Ходит Сережка по полю, в лукошко насыпает зерно, поднимает лукошко на грудь, зачерпывает ладонью горсть зерна и бросает на стенку пашни. За Сергеем следом идет колхозник Матвеенко зачерпывает ладонью горсть зерна и бросает на стену пашни.
– Вот так мы сеем, как при крепостном праве – говорил тезка Матвеенко тезке Титову, когда оба сели прикурить. К ним начала присоединяться другая молодежь, работающая рядом на поле: оба брата Матвеенко Федор и Ефимка присели на краю пашни, решили отдохнуть. Сережка Титов закурил сигарету, Сережка Матвеенко начал петь:
«Шла корова по деревне,Она ест только навоз,Не пойду больше в колхоз…»
Мужики захлопали, покричали: «Здорово!» Слушая, Сережка понимал, что частушки нехорошие, понимал это и мальчишка-сеяльщик по фамилии и имени Федя Сорокакваша, оба они видали, как два брата Федька и Ефимка Матвеенко поднялись с земли на ноги и стали плясать. Видит Титов Сережка – у сидевшего с ним рядом Феди Сорококваши на лице появился сильный испуг.
Напуганный Федя вокруг оглядывается, смотрит, не идет ли сюда представитель ОГПУ. Не было рядом ОГПУ, вместо ОГПУ два трактора поля метрах за сто пахать заканчивают. Братья пляшут, старший частушку поет.
«Ну и два брата-акробата», – подумал Сережка Титов.
– Хорошо поешь, Сережа, – похвалил своего тезку публично Сережка Титов, про себя сразу подумал: «Завтра с утра пойду в милицию и поделюсь с товарищами из органов своими сомненьями. Расскажу им все и получу поощрение», – начинал мечтать Сергей.
Среди молодежи не унимались хиханьки да хаханьки.
Она ест и ест навоз.Не пойду пахать в колхоз…
– Это ты сам сочинил? – спросил Сергея Сережка.
– Сам, а кто еще? – отвечал Сергей тезке. Юный совсем паренек Сорококваша нахвалил:
– Ты талантище, – говорил Сорокваша Матвененко-старшему.
На поле трактора не прекращали работу, спускались с горы и поднимались на гору. Тогда ученый агроном колхоза Павел Васильевич Крупышев опять советовал трактористам осматривал вспаханное поле. Померил борозды, говорил:
