Я, конечно, села и прочитала. А через две недели мне позвонили и сообщили, что я прошла кастинг.
Так Анастасия Земляникина стала ведущей федеральных новостей.
Но я знала, что все самое сложное еще впереди. Мне еще только предстоит пережить развод со знаменитым мужем. Я знала, что он будет подобен урагану. Я, как молодое, неокрепшее деревце, либо согнусь до самой земли, но выстою, или сломаюсь.
Нас развели легко, без проволочек и лишних вопросов. Но, конечно, официальное расторжение брака было лишь началом.
Каких только версий не строили папарацци! Говорили, что у меня любовник. Что у него другая семья. И даже что Макс – гей. Мы на все вопросы папарацци дружно отвечали, что сохранили дружеские и профессиональные отношения. В принципе, это было правдой. Но ведь вымысел тоже неплохо продается. И коллеги продолжали фантазировать. Желтая пресса мусолила наш развод во всех подробностях недели две, пока одна известная актриса не родила ребенка с синдромом Дауна.
Прочитав обо мне в газетах, позвонил Данила Воропаев и сказал, что если что, я всегда могу вернуться на работу в «Тачку». Возвращаться я не собиралась, но все равно было приятно.
Я твердо знала, что как бы ни было сложно, я останусь здесь, в телецентре, и бок о бок со своими друзьями продолжу путь к вершине.
Впервые в жизни мне было плевать, что станут говорить обо мне в останкинских коридорах.
Я стала глухим лягушонком.
Глава 40
Работа на телевидении – нервы, подставы, сексуальные домогательства. Зимой – королевские зарплаты, а летом – долги. Кофе по ночам, чтобы выжить. Постоянный дедлайн. И… триста тридцать три удовольствия.
Одно из таких удовольствий – командировки. Приехать в какую-нибудь полузаброшенную деревеньку с микрофоном центрального канала – понт особый. Есть у нас один корреспондент, скажем, э… Вася. Так вот, этот Вася зелёный НТВэшный микрофон из цепких ручек вообще не выпускает. Если рискнёте отобрать – начнётся истерический припадок, и тогда я вам не завидую. Тем более, что предупреждала. Ибо без микрофона Вася кто? Обычный калужский мальчик двадцати пяти лет, тощенький и рыженький. А с этим доспехом – корреспондент телевидения. Ну вы понимаете. Почти что супергерой. Сибирские мужики к нему с самогоном, сибирские бабки. А негодяи, как услышат, что корреспондент телевизионный в их деревню приехал, сами прибегут интервью давать. В общем, париться нечего. Разве что в деревянной баньке. А потом сразу за стол. Кстати, и в родной Калуге Вася-с зелёным-микрофоном – человек уважаемый. Он к ним раз в три месяца катается. В командировку. Ага.
На днях и мне повезло. Командировка не куда-нибудь, а во Владивосток мой любимый. Город, где все началось. Началось тоже, кстати, с командировки. Там, в Приморье, каждая встречная псина, породистая и не очень, до сих пор кидается жать мне лапу. Особенно любят меня бродячие собаки. Что уж говорить про людей. И вот когда я в своём «Останкино» совсем уж разобижусь на судьбу в лице какого-нибудь начальника, забираюсь на чёрную лестницу и веду с собой диалог. Такой примерно: «Вот не будь ты, Земляникина, такой дурой, были бы у тебя муж и сын и по вечерам ты играла бы с ними в бильярд и смотрела бы ди-ви-ди».
Через пару дней после нашей последней встречи в заповеднике Саша улетел в очередную командировку. И слава богу, потому что иначе нам ни за что не сохранить тайну до Нового года.
Я отчаянно по нему скучаю. Порой мне кажется, что все мысли и чувства написаны у меня на лице. Любой, кто взглянет, мгновенно узнает правду. И тогда я вновь убегаю на черную лестницу. Если постараться, тихий уголок можно найти даже у нас в «Останкино». Мне страшно. Я очень боюсь, что там, в неизвестной даже мне стране, на очередном опасном задании с моим любимым мужчиной что-нибудь случится и он больше никогда ко мне не вернется. Всё. Сердце рвётся. Тушь течёт. Остаётся себя пожалеть, вспомнить, что мне уже (подумать только!) двадцать три, и можно бежать по родным останкинским коридорам в любимую студию, по дороге не заметив Лопырёву, мисс не-помню-какого-года (а ведь она поздоровалась), и сбив с ног Малышеву.
Три секунды до эфира, две одна…
– Здравствуйте! В эфире новости. В студии Анастасия Земляникина.
Год назад я ни о чем подобном и помыслить не могла.
Эпилог
Вы любите Новый год? Я – нет. Самое ужасное – это ожидание чуда, которого ни-ког-да не происходит.
Есть же на свете, должно быть, такие счастливые женщины, у которых любимый муж, белый ковёр в загородном доме, и огонь в камине скачет, отбрасывая смешные отсветы. И пушистый кот, и малыш в колыбельке сопит.
У меня есть только моя работа. Неделю я веду новости, а другую неделю снимаю эксклюзивные репортажи по всей стране.
Вчера я вернулась из Владивостока. Без Саши этот город показался мне пустым. Несколько раз рука тянулась к телефону, но я так и не набрала его номер.
Зачем? Стоит ли ворошить старое.
Наверное, он и думать обо мне забыл. А то бы непременно появился. Он теперь вдовец. Нет больше никаких непреодолимых препятствий. Значит, причина была вовсе не в жене. А в том, что мужчине моей мечты я попросту не нужна. Замужество тоже оказалось фарсом, от начала и до конца. В пылу ссоры Мерцалов признался мне, что подстроил историю с упавшими кольцами на свадьбе Марины. Выяснилось, что он просто заплатил регистраторше, что бы та их уронила. Хотел быть героем в моих глазах. А может, и не только в моих. Ведь трогательный рассказ о том, как Макс сделал мне предложение, мелькал тогда во всех газетах. По сути, это была не семейная жизнь, а один большой спектакль. Драма, которая быстро закончилась.
Ну что мне сделать, чтобы отвлечься от мрачных мыслей? Испечь торт или, может, сшить де Журфаку костюм Деда Мороза? Вот Маришка с Вадимом удивятся, когда придут в гости.
Принять решение я не успела – раздался звонок в дверь. Даже не глядя в глазок я распахнула её и… обомлела. На пороге стоял… Владик. Тот самый Владик, Сашин сын.
– Ты не дала мне свой телефон, и я к тебе приехал, – деловито заявил он. – Друзья не должны забывать друг друга. Правда?
– Правда.
– А папа…
– Он у лифта прячется, – шёпотом сообщил малыш и подмигнул.
– Эх Влад, не быть тебе потомственным разведчиком. Не умеешь язык за зубами держать.
Он стоял посреди лестничной площадки – небритый, усталый и с рукой на перевязи.
– Ты… ты опять ранен? Ты снова был в командировке? В Пакистане опять, да?
Вы думаете, он ответил хотя бы на один из моих вопросов? Как бы не так. Он зажал мне рот здоровой рукой настолько, что я едва могла дышать.
– Выходи за нас замуж. Пожалуйста.
Отказаться просто не было возможности.
Этот Новый год запомнился праздничным утренником. На нем, как и во времена моего детства, кружили бумажные кружочки конфетти, лежал снег из ваты, девочки были снежинками, а мальчики – зайчиками. Только я теперь не была снежинкой. Я была мамой зайчика с самыми длинными ушами.
