Я кивнула.
Я смущенно кивнула, все еще чувствуя себя потерянной.
– Я имею в виду Евангелия. Не «Откровение». Я никогда не говорил, что швырну кого-нибудь в огненное озеро.
– Знаю.
– Тогда ты – первая современная христианка, мама. Первая, осознавшая, что Евангелия говорят правду. Так Господь создал мир и нас. Поверь, что мы можем творить чудеса – и мы сможем, потому что…
Держа меня на расстоянии вытянутой руки, он выжидающе посмотрел на меня.
Глаза мои наполнились слезами радости.
– Потому что Царствие Божие внутри нас, – ответила я.
Джесс начал танцевать, как жители этой деревни танцевали во время нгомы. И Сума, все еще наблюдавшая за мной, испустила громкий крик, отломила с дерева ветку с листьями и тоже принялась танцевать. Я старалась не отстать от них, и мы втроем веселились на земляной деревенской взлетной полосе, а голубые обезьянки визгливо кричали с деревьев.
Глава 25
Пол Джозеф с нетерпением ждал начала встречи. Очевидно, Ватенде пригласил старосту соседней деревни, которой тоже требовался колодец. Но тот не пришел. Джозеф слонялся по владениям Ватенде, тревожно посматривая на свои суахильские часы, на которых двенадцать часов и шесть поменялись местами. Час дня на таких часах означал наших семь часов. Он полагал, что это имело больше смысла на экваторе, где день и ночь всегда практически равны.
Ватенде сказал, что соседний староста появится «асубухи» – утром. Сейчас был почти полдень, шесть часов по суахильскому времени, но он не появился.
– Это из-за облачности, – предположил благородный Махфуру, вытирая лоб.
Живя в городе, среди кондиционеров, он явно не привык к такой жаре.
Пол Джозеф кивнул. В сельской Африке люди определяли время практически безошибочно по своей тени на земле – если только небо не было облачным, как сегодня.
– Donder бритобает сюда, когда захочет, как и все они, – сказал Гивн.
Полу не нравилось, что он говорит будто с набитым ртом. Гивн то и дело называл людей donder или bliksem, что теоретически означало «гром» и «молния», но в Южной Африке это было все равно что обозвать человека ублюдком.
Стив Харрис позировал рядом с Зенией для мистера Нзури, вновь появившегося репортера. Стив в своем костюме дипломата-на-сафари, Зения – в костюме сафари от кутюр, как она называла свой наряд, хотя Пол был уверен, что джунгли никогда еще не видели такого сексуального комбинезона, как этот. Мать Ватенде приводила и уводила деревенских детей, чтобы они тоже позировали. Она наставляла их, чтобы они смотрели на Зению снизу вверх с умоляющими лицами. На других фотографиях Зения обнимала малышей.
Все обливались по́том, кроме местных и Гивна, который был горным инженером и проводил много времени на открытом воздухе. Солнце как будто сожгло его кожу, навсегда придав ей неровный коричневый цвет.
Пол Джозеф коротал время, восхищаясь тем, как длинные черные волосы Зении ниспадают на ее тонкий, свободный пепельный комбинезон и на вырез, который она демонстрировала объективу. Прошлой ночью и нынче утром ему хотелось увести ее на то секретное место, но она держалась отчужденно.
Когда вчера Зения вернулась в свой дом, ее щеки горели, как будто кто-то надавал ей пощечин или она плакала. Только потом Пол понял, что никогда еще не видел, чтобы Зения Данлоп проливала слезы. Он видел ее вожделеющей, яростной, нетерпеливой, но не плачущей. Джозеф не сомневался – если бы не их тайные встречи, бог счел бы ее достойным членом общества, одним из самых чистых людей Библии. Ему было стыдно, что он сбивает ее с пути истинного, но такова уж слабость смертных мужчин. По правде говоря, он не мог дождаться, когда они повторят недавнее.
– Шикамбу! – услышал он.
Все повернулись и увидели мужчину, одетого в национальный наряд, – он приближался к обиталищу Ватенде с тростью в руке.
– Марахаба! – окликнул Бабу и пошел навстречу этому человеку.
Они обнялись и начали длинный традиционный танзанийский церемониал приветствий – каждый спрашивал другого о его здоровье, о родственниках и посевах, прежде чем перейти к делам.
Следующим приветствовал гостя Ватенде и, когда со вступлением было покончено, пригласил всех вернуться в его владения. Он остановился перед рядом больших разноцветных ведер, полных воды. Пол Джозеф узнал зеленое ведро по вмятине на боку. Это было ведро Киломо и Коко. Ватенде был их отцом.
Ватенде кивнул Бабу, приглашая начать разговор. Старик явно понял, кто есть кто, потому что обратился к Кевину-Гивну из «Амер-кан»:
– Так мы чистим нашу воду. Издалека дети приносят три ведра.
Он снял с одного из ведер хлопчатобумажную ткань.
– Вода не чистая. Мы должны налить ее через ткань. Она должна постоять три дня. Потом мы кипятим одно ведро.
Он показал на железный котел.
– И используем эту воду. А дети после заново наполняют ведро.
– То есть у вас либит – ведро в день?
Бабу кивнул.
– Если только у вас нет еще детей и еще ведер? – вмешалась Зения.
Никто и слова не успел промолвить – без сомнения, потому что все были шокированы ее выпадом, – как она повернулась от Бабу к Ватенде, деревенскому старосте.
– Просто ужасно, что детям каждый божий день приходится издалека таскать тяжелые ведра с водой, – сказала она обвиняющим тоном. – Киломо и Коко – ваши дети?
Ватенде поднял свою военную дубинку, потом оперся на нее обеими руками и бесстрастно уставился на Зению, как будто у него потребовало объяснений пустое место.
Зато негодующе ответила мать Ватенде:
– Они мои внуки.
– Ну, тогда почему бы вам не сказать ему, сильному мужчине, чтобы он сам носил воду, вместо того чтобы позволять этим бедным детям…
Пол Джозеф пришел в такой ужас, что только спустя минуту смог заговорить:
– Зения, прошу тебя. Это моя миссия, если ты забыла!
Ее глаза пылали, но она закрыла рот и негодующе зашагала прочь от ведер с водой.
Все последовали за ней, вернувшись в центр владений Ватенде, – глаза шторма, притянутые внезапно поднявшимися ветрами. Пол увидел, как пот сочится с живота Зении под небрежно застегнутой пряжкой ремня на комбинезон цвета светлой глины, как ветер треплет ткань. Он знал – пока он не отвернется от греха, чего он не хотел делать, он будет идти прямой дорогой в ад из-за Зении Данлоп. То, что она может разрушить его земные амбиции, раньше как-то не приходило ему в голову.
