Воцарилась гробовая тишина. Джесс не слышала голосов прохожих, детского смеха, шума машин. В ее мозгу эхом отдавались слова Ричарда: ты не желаешь иметь ничего общего ни со мной, ни с моим ребенком.
Вдруг Джесс вспомнила тот день, когда отец привез ее в «Ларчвуд-Холл». Он стоял в кабинете мисс Тейлор, выписывал какие-то чеки, делая вид, что расплачивается за услугу, а его пятнадцатилетней дочери рядом нет. Когда хозяйка приюта оставила их наедине, Джесс попыталась заговорить с отцом, объяснить ему, что она раскаивается, что любит Ричарда и тот любит ее. Что Ричард устроит все как надо. Но отец Не стал ее слушать. Он равнодушно достал из кармана кисет, сунул в рот трубку, застегнул пальто и отрезал: «Сказано вполне достаточно». После чего вышел.
— Мой отец… — вымолвила Джесс. — Мой отец солгал. И я не допускаю, что ты поверил ему. Сомневаюсь, что деньги не имели значения.
Она поднялась.
— Я ждала тебя, Ричард. Каждый вечер ждала тебя. Думала, что ты приедешь и заберешь меня. Но ты предпочел деньги моего отца. Взял деньги, а потом украл у меня ребенка.
Джесс отвернулась. Несколько человек стояли на тротуаре, делая вид, что вовсе не прислушиваются к их разговору, а рассматривают витрину магазина.
Даже не послав Ричарда к черту, она быстрым шагом направилась к машине.
Только выехав на шоссе, ведущее к Вайнард-Хейвену, Джесс поняла: Мелани — ее дочь. Ричард только что подтвердил это.
Глава 21
— Джинни, черт побери, что с тобой случилось?! — закричала Лайза, вихрем ворвавшись в спальню Дика Брэдли.
— Я попала в самое унизительное положение, — отозвалась Джинни.
Дику удалось перевернуть ее, сменить постельное белье и надеть на Джинни свою длинную джинсовую рубаху. Только после этого он оповестил Лайзу о несчастье. Дик делал для Джинни все, что мог, совершенно не думая о себе.
— Когда это случилось? Я вчера так устала, что заснула как убитая. Даже не слышала, как ты вошла.
Джинни вздохнула, отчего ее снова скрутила боль.
— Ты не слышала, потому что я не входила.
Лайза в изумлении уставилась на мать:
— А-а…
— Я вынуждена отказаться от слов, которые говорила тебе у Смеющейся Головы.
— Насчет секса?
— Ясное дело.
Лайза улыбнулась:
— Сейчас меня больше интересует твоя спина. Ты совсем не можешь двигаться?
Для дочери Джинни Лайза была все же на удивление добра.
— Какое двигаться! Я еле дышу.
— Надо бы вызвать врача.
— Этим займется Дик.
Джинни попыталась пошевелить пальцами ног, но боль тут же усилилась.
— Значит, — подытожила Лайза, — наше пребывание на курорте несколько затянется.
— Ты только не обращай на меня слишком много внимания.
Лайза пожала плечами:
— Не беспокойся обо мне. Может, и Филип захочет остаться.
Джинни пристально посмотрела на дочь:
— Похоже, нам обеим придется взять назад свои слова. Лайза рассмеялась:
— Не обязательно. Скоро мы с ним встретимся и отправимся в школу.
— Хотите все-таки повидать ее?
— Надеемся.
Да, остается только надеяться. Надеяться на то, что хотя бы им повезет.
— А что потом?
— Поживем — увидим. Может, Филип сообразит, как нам с тобой одолеть Брэда.
Ослепленная отчаянием, Джесс не заметила, что на стоянку возле «Мейнфилд-Хауса» следом за ней въехал «бронко». Она уже стояла на крыльце, когда хлопнула дверца машины. Инстинктивно Джесс обернулась.
И пожалела об этом.
— Джесс! — Ричард бросился к ней. — Пожалуйста, выслушай меня.
Она покачала головой:
— Ничего не хочу слышать. Я уже достаточно услышала.
Ричард схватил ее за руку:
— Джесс, умоляю тебя. Ты еще не знаешь всего.
Она закрыла глаза и подставила лицо под солнечные лучи. Но даже их ласковое тепло не принесло ей облегчения.
— Мы в долгу друг перед другом, согласись, Джесс, — упорствовал Ричард.
— Никогда не считала себя в долгу перед тобой.
— Я полагал, что ты тоже виновата, но, возможно, ошибался. Видимо, я был слишком глуп и не обдумал все как следует.
— Ричард, ты мелешь чепуху.
— Пожалуйста, Джесс. Ты добралась сюда, так присядь и выслушай меня.
Она открыла глаза. Ричард действительно был взволнован. Его небесно-голубые глаза подернула хорошо знакомая Джесс пелена — пелена отчаяния. Он тоже страдает. Тридцать долгих лет Ричард хранил тайну, которую не имел права хранить. Тридцать лет он притворялся и лгал.
— Хорошо, — сказала она.
Ричард провел ее на задний двор. Джесс уселась на качели, укрепленные на ветви могучего клена, а Ричард остановился перед ней.
— Слушаю тебя.
Он пригладил ладонью свои все еще блестящие волосы.
— Джесс, мы были детьми.
Она обхватила живот, чтобы унять бабочек. Да, Ричард прав. Ей было тогда всего пятнадцать лет, а ему семнадцать. Но даже тогда Джесс не чувствовала себя маленькой. Она была женщиной, взрослой женщиной, способной выносить в чреве ребенка, Способной любить.
Джесс молчала.
— Ты была богатым ребенком, а я — бедным, — продолжал Ричард. — Я полюбил тебя, но в глубине души, наверное, знал, что нам не быть вместе. Мы жили как бы на разных планетах. Твой отец пи за что не позволил бы тебе остаться со мной.
Джесс оттолкнулась ногой, и качели со скрипом пришли в движение.
— Ричард, не резонерствуй.
Он сунул руки в карманы и уставился в землю.
— Когда твой отец связался с нами, папа сразу пришел ко мне. Да, мы были бедны, но у нас очень дружная семья.
Это она знала. У Ричарда была настоящая семья. Такая, в какой Джесс хотела бы вырасти. Совсем не такая, как та, в которой она росла. Джесс вспомнила теперь, как горевала о том, что ей не суждено создать хорошую, любящую семью. Ричард украл у нее и эту возможность.
— Короче, — продолжал он, — твой отец сообщил, что ты не желаешь меня видеть, не хочешь знать. Я был ошеломлен. — Голос его дрогнул, и Ричард отвернулся, как будто стараясь скрыть слезы. Затем кашлянул и опять посмотрел на Джесс. — И еще он сказал, что ты отказываешься от нашего ребенка.
Ей мучительно хотелось вскочить и дать Ричарду пощечину, но она взяла себя в руки. Джесс вдруг стало интересно, как он будет выкручиваться, какую сказку сплетет, чтобы оправдать себя.
