– Многозначительный жест.
– Павел, пожалуйста, перестань.
– Ребенок от него? – кивнул Павел на еще плоский живот Клары.
– Наверное…
– Анализ сделаешь?
– Вообще надо бы в моем-то возрасте… И я бы точно узнала, от кого ребенок… – На самом деле Клара жутко боялась чудовищной иглы, с помощью которой берут на анализ немного околоплодной жидкости. – Но это риск выкидыша. – Ей была известна статистика неумелых анализов подобного рода.
– А Яцеку ты сказала?
– Нет… Я его не хочу… Он не заслуживает…
Она прикрыла отекшие ноги пледом, который весь был в собачьей шерсти.
– Не заслуживает ребенка?
– Ну, я скажу ему через месяц, через два… – Она старалась отодвинуть от головы Яцека гильотину правды. К ней самой эта правда пришла гораздо деликатнее: текла по канальцам предчувствий, просачивалась сквозь частички времени, позволяя к себе привыкнуть.
– Так кто же будет отцом?…
– Я куплю квартиру и буду жить одна.
– Радикальное решение. А вот предположим, что ты сойдешься с Юлеком, – она было запротестовала, но он жестом остановил ее, – а ребенок окажется от Яцека…
Можно было бы рассказать Кларе о бурой мыши – единственной в природе самке, которая хитростью сравнима с женщиной: когда появляется новый, более сильный самец, бурая мышь избавляется от беременности. Но такая притча оскорбила бы ее.
– Я боюсь его депрессии. Мне одной было трудно, а уж если ребенок… Что я сказку ребенку? «Папочка у нас больной и недееспособный»?
– Возможно, его депрессия – однократный эпизод и больше никогда не повторится…
– Мне и этого хватило… Люди меняются… Я не знаю, что у него внутри, кто он на самом деле. Мне это все слишком дорого стоило. Я больше не хочу.
– И ты тоже говоришь о деньгах, как Юлек.
– Я?
– «Мне это все слишком дорого стоило».
– Павел, не придирайся к словам, я не твоя пациентка. Ты не вылечишь меня. Никто меня не вылечит. Я взрослая. Я знаю, чего хочу.
– Хочешь ребенка?
Клара не ответила. Да он и не слушает ее, а только переспрашивает, проверяет, как когда-то перед сессией проверял, хорошо ли она подготовилась. Со времен учебы изменилось только то, что теперь он на месте экзаменатора, – восседает на своем троне врача весь такой важный, среди полок с книгами, встроенных в стены довоенного каменного дома, и предлагает пациенту одноразовые платочки. Использованные валялись на плетеном ковре с тибетским узором. Пять, шесть… Клара насчитала десять. Десять засморканных, заплаканных свидетельств ее поражения.
– То, что у тебя есть деньги, – замечательно, – ласково заметил Павел.
– Да, сейчас это важно.
– Важнее, чем Юлек и Яцек? – усомнился Павел.
– Важнее всего ребенок. А у этих… свои проблемы.
– Клара, беременность не может быть местью.
– Местью за что? За их идиотизм и трусость?
Он погладил ее по голове.
– Клара, у меня найдется для тебя комната, и она всегда в твоем распоряжении. Днем и ночью. Рядом парк, дорожка для матерей с колясками.
Она наконец заметила, что машинально выдергивает нитки из пледа, и смяла их в комок. Детская коляска – это уже что-то очень конкретное.
– Я скучаю по нему. Ненавижу – и скучаю. Это все гормоны, да?
– Разновидность любви.
Он редко употреблял само это слово – «любовь». Идеал любви, некогда воспетый в стихах и легендах, был для него фантастичен и потому неубедителен. А то, как упавшую с пьедестала святости любовь ныне пытаются реанимировать в сериалах и эстрадных шлягерах, и вовсе не укладывалось в какой-либо литературный жанр. Прежде напряжение страсти удовлетворялось в мягких мещанских гостиных, а теперь требуется разрядка еще и в психотерапевтических кабинетах. Когда к Павлу приходили несчастные влюбленные, он, не обнаруживая своего цинизма, выслушивал их, посматривая на насекомых под стеклом. Тела, четко разделенные на голову, туловище и брюшко. Природа, руководствуясь первобытным чутьем, абсолютно правильно разделила мышление, пищеварение и наслаждение размножения. А у млекопитающих, увы, брюшко соединено с туловищем. Хуже того: человек всегда претендовал на главенство разума, силился подчинить ему телесные порывы. Но в любовном безумии, как и в психозе, влечения вырываются наружу – выпячивается брюшко! В своеобразном психическом «мешочке» годами накапливаются обиды и комплексы. Пытаясь соединить потребности брюшка с голосом разума, несчастные изгибаются в самые уродливые психологические фигуры. А все для того, чтобы, отбросив прочь ограничения, налагаемые здравым рассудком, изведать счастье червей и насекомых. Ощутить экстаз самца богомола, которого пожирает самка, наслаждение фиговой мушки, умирающей тут же после совокупления.
– Гормоны беременности? – Павел задумался, разламывая скорлупку фисташкового ореха. Цвет орешков гармонировал с зеленоватыми обоями, выбранными по английскому каталогу, – вот она, вершина мещанского уюта. – Гормоны – наши суфлеры, жаль только, что мы разучились понимать их язык, – процитировал он свое излюбленное определение. Такие определения подобны плацебо: в них нет смысла, но они подходят к большинству случаев, с которыми имеешь дело.
– Но ведь мы – существа более сложной организации, нежели животные. – Клара знала о его увлечении эволюционной психологией.
– Мы слишком сложные существа. Именно поэтому я и упрощаю.
– Тогда скажи мне, почему я не сделала ничего, чтобы удержать Юлека? Я его, можно сказать… выбросила… – Она махнула рукой и опрокинула коробку с платочками.
– И твоя мать не боролась за отца…
– Павел, если тебя бросают, за что тут бороться? Возвращать кого-то – значит, обращать в свою веру… Разве любовь – это религия?!
Собака, не привыкшая, чтобы на ее хозяина кричали, настороженно приподнялась, потревожив спящих щенков. Те запищали, пытаясь снова отыскать утраченные соски.
– Извини. – Клара запихнула платочки обратно в коробку. – Павел, я реву от страха.
– На то я и есть, – присел он перед ней на корточки.
– Ты меня экзаменуешь.
– Нет, я только задаю вопросы, на которые ты сама должна найти ответы и принять решение.
– Ладно.
Спазм в желудке, мучивший ее несколько дней, кажется, прошел.
– Но я могу сделать тебе подарок. Вот этот зарезервирован специально для тебя. – Павел вынул из «манежа» щенка, больше всего похожего на мать. – Дети легче воспитываются, когда в доме есть собака.
– Ага, я с животом и собака. Подтирать за ним лужи, гулять…
– Нам не к спеху, – проговорил он от имени щенка, – мы подождем. Пока что твой песик будет у меня. Как же нас зовут? Нас зовут… – Он приподнял мордочку щенка, словно тот ожидал Клариных предложений.
