Ллойд что-то нажал, и стол частично изменил свою форму, переводя мужчину в полусидящее положение.
Трэвис посмотрел, куда ему указывали: рубашка почти вся пропиталась кровью, успевшей уже потемнеть. В районе сердца на одежде хорошо просматривалась рваное отверстие. Здесь вышла та самая пуля, которую ему самым подлым образом выстрелили в спину. Удивительно, что он остался жив…
– Видите, да? Есть и другие ранения, но это самое тяжёлое: пуля вышла боком, предварительно повредив лёгкое и сломав рёбра. Каким-то образом она не задела сердце, и в этом можно увидеть провидение.
Голос Ллойда преисполнился какой-то торжественности. В нём появились особые нотки, неволей заставляющие прислушиваться. Военный поймал себя на мысли, что ему противно и интересно одновременно.
– Вы не умерли сразу, и это само по себе чудо, – продолжал учёный, – но смерть, несомненно, вскоре настигла бы вас, если бы не моё вмешательство. Заметьте, Трэвис, я не затаил обиду, несмотря на ваше крайне негативное ко мне отношение и тот скептицизм, который вы проявили к результату моих опытов. И вот теперь посмотрите на это исцеление, которое произошло с вами только благодаря моей сыворотке!
Он подвинул одну сторону расстёгнутой рубашки, оголяя тело военного. Вместо рваной раны, с торчащими из неё осколками рёбер, Трэвис увидел сросшуюся уже кожу, пусть и не до конца восстановившуюся.
– Как будто месяц прошёл, хотя вы пролежали в отключке всего около двух часов. Потрясающий результат, гораздо лучше того, что я ожидал. Похоже, у вас пробудилась какая-то особая способность, позволяющая вашему телу регенерировать даже быстрее, чем моему.
– Вы всё-таки вкололи мне эту дрянь, да? – задал вопрос Трэвис, хотя сам уже знал на него ответ.
– Ну, вот опять вы за своё, – разочарованно ответил Ллойд. – Эта, как вы выразились, «дрянь» спасла вашу жизнь. А ещё дала силу, которую вам ещё только предстоит познать. Радуйтесь, ведь вы теперь среди избранных.
– Избранных?! – Трэвис дёрнулся так резко, что учёный в испуге отпрянул в сторону. Ремни на руках Ллойда напряглись, но удержали его. – Все твои подопытные сдохли в адских мучениях. Я помню, как один из них выцарапал себе глаза! И это ты называешь избранностью, чёртов псих?!
– Спокойнее, лейтенант, где ваши манеры? – Ллойд поморщился от резких слов, и сделал жест, призывая Митчелла пока не вмешиваться. – Не спорю, в прошлом меня преследовали определённые неудачи. Но сейчас всё изменилось. Да разуйте же глаза – вы сами живое тому подтверждение! Живое, я вам говорю. А ведь вы были на волосок от смерти.
– Я предпочёл бы умереть, – лейтенант снова опустился на стол. Злость внезапно сменилась отчаяньем, но он не собирался её демонстрировать.
– Глупо! Просто глупо так рассуждать, я вам говорю. Вы нужны своей стране. И вы нужны мне, мой друг. Нас ждут великие дела!
– Я вам не друг и не желаю участвовать в ваших делишках. Лучше пустите мне пулю в лоб, чтобы теперь наверняка.
– Это просто хандра. Пройдёт, уверяю вас. Берите пример с Митчелла – этот храбрый малый сам попросил усовершенствовать его тело, понимая все преимущества, которые может получить. И теперь стал гораздо сильнее, чем был раньше! А дело ведь даже не в его мускулах, хоть и они тоже впечатляют. Поглядите, он просто излучает из себя мощь!
Военный снова нехотя, но посмотрел туда, куда ему указали. Митчелл действительно стал ещё крупнее, как будто даже выше. Расстёгнутая куртка обтягивала его широкие плечи, а рубашка, казалось, грозилась разойтись по швам от массивных грудных мышц. Взгляд сержанта при этом стал как будто менее осмысленным, хотя он и до этого не блистал особым интеллектом.
Всё это казалось Трэвису удивительным, а вкупе с его собственным выздоровлением – просто невероятным, но он упорно сопротивлялся пытающемуся охватить его восторгу. Словно в этом чувстве таилось что-то, представляющее для него опасность. И эта борьба весьма утомляла.
Впрочем, не его одного – Ллойд тоже изрядно устал. Всё это время, что он вёл с упрямым военным беседу, ему приходилось посылать невидимые импульсы, содержащие определённые команды и образы.
Они окутывали разум собеседника, точно паутиной, подготавливая почву для решительной атаки, во время которой учёный рассчитывал сломать барьер и подчинить себе чужую волю.
Но стойкость Трэвиса осталась на достаточно высоком уровне даже после того, как Ллойд влил в него вместе с сывороткой свою собственную кровь, хотя голоса в голове обещали другую картину.
– Этот человек обладает крепкой волей, ты прав. Тем ценнее он будет для нас, когда ты добьёшься своего, – ничуть не смущаясь заявили они в ответ на его мысленные возмущения. – И твоя сила внушения возрастёт, что поможет тебе с другими. Так что действуй настойчивее!
Учёному не оставалось ничего другого, кроме как продолжать окучивать неподатливый мозг, надеясь на победу, хотя сам он уже склонялся к тому, чтобы исполнить последнее пожелание лейтенанта о пуле в его голову…
– Пока вы восстанавливались, возвращаясь из того мира в этот, – продолжил он, – Митчелл в лёгкую перетащил тела всех несчастных, погибших от рук этой мерзкой сущности, вселившейся в одного из моих санитаров. А также тело убитого вами сержанта Итана!
– Он это заслужил…
– Вы застрелили невиновного человека, бесполезно отрицать очевидный факт! – Ллойд больше не мог медлить.
– По вашей вине…
– Нет, лейтенант, это ваше упрямство, и ничего более! Мы пытались объяснить вам, как лучше поступить, а вы устроили пальбу.
– Не надо было меня провоцировать… – процедил Трэвис. Он чувствовал себя так, словно его голову зажали в тиски. Казалось, ещё чуть-чуть и черепная коробка просто лопнет, расколовшись на части.
– Вы сами себя спровоцировали! – учёный прикрикнул, но тут же сменил гнев на милость и произнёс рассудительно: – Содеянного не исправить, но есть шанс искупить вину. Подумайте, сколько пользы вы ещё можете принести!
– Эти проповеди меня откровенно достали, – военный чувствовал, что больше не хочет сопротивляться распирающим его чувствам. Собеседник оставался ему неприятен, однако, к собственному удивлению, он обнаружил, что начинает испытывать к нему уважение…
С чего бы это? Непонятно… Но, почему бы и нет? Ведь этот учёный старается для таких же, как он сам. Да, эти опыты… жестоки… но кто те люди, на ком здесь испытывался препарат? Враги его страны. Наёмники, убийцы… даже хуже – террористы! Так заслуживают ли они того, чтобы из-за их гибели осуждать человека, совершившего такое открытие!
