— Вы должны отдать картину доктору Старру! Он организует освобождение Николь.
— Я не могу этого сделать.
— Почему же?
— Доктор Старр не способен обращаться с ней должным образом. Он уже доказал это не далее как сегодня утром.
— Не вам решать!
— Вы правы. Решать, конечно, вам. Итак, мне доставить картину в Нью-Йорк или попытаться спасти мисс Норт.
— Делайте, что вам говорят!
— Вы, наверное, просто не поняли меня, ваше преподобие. А теперь слушайте внимательно. Если опять побежите к своим друзьям или снова скажете мне, что я должен отдать картину доктору Старру, она исчезнет! Я спрашиваю в последний раз: доставить портрет в Нью-Йорк или попробовать спасти жизнь доктора Норт?
Священник тяжело вздохнул и ответил:
— Везите товар мне, мистер Мэллой.
— А как же доктор Норт?
— Мы делаем все, что в наших силах!
— Картина может спасти ее, ваше преподобие.
— Не вам это решать!
— Не мне. Но готов побиться об заклад, иного пути нет!
— Я не могу так рисковать.
— Рисковать чем? Моей жизнью?
— Вы так говорите… словно я в восторге от всего этого.
— Девушка у Джулиана Корбо?
— Не могу допустить, чтобы она… картина, оставалась в руках такого человека!
— Послушайте, ваше преподобие, я смогу вытащить Норт. Мы заключим сделку. Нельзя дать человеку погибнуть из-за картины!
— Везите портрет в Нью-Йорк, мистер Мэллой.
Томас отдал телефон Старру и отошел.
— Куда это вы? — бросил вдогонку Старр.
— Когда мы рассчитаемся, доктор Старр, я буду рад ответить на все ваши вопросы. А пока что катитесь к черту!
Озеро Бриенц
Мэллой сел в фургон, и машина отвезла его к одной из подземных городских парковок. Там его ждал «порше», принадлежавший Хасану Барзани. Через пять минут Мэллой уже ехал в плотном потоке по направлению к городу Бриенц. Затем он обогнул озеро по асфальтированной дороге и направился в предгорья Альп. Мэллой оставил «порше» в лесу и спустился с лесистого холма к вилле графини. Тропинка прихотливо извивалась между камней и деревьев, огибала скалы, порой пролегала совсем рядом с водопадами. Дойдя до владений графини, Мэллой увидел Рене — тот убирал двор.
— Она дома? — спросил Мэллой.
Рене не ответил, лишь еще усерднее заработал граблями.
— Вы за картиной? — спросила графиня, встретившая его у входа.
Мэллой улыбнулся.
— Да, если вы ее еще не продали.
Распахнув двери, она впустила его в дом.
— Если б даже я захотела это сделать, то столкнулась бы с неприятностями.
Она провела его в гостиную и указала на стол, где лежала вновь упакованная картина.
— Как по-вашему, сколько человек захотели бы ее купить, зная, что она принадлежала Джулиану Корбо? — спросил Мэллой.
Улыбка на лице графини тотчас увяла.
— Увы, Томас, в мире хватает глупцов. Так что не осмеливаюсь даже предположить.
Мэллой сунул пакет в небольшой рюкзак, перекинул его через плечо.
— Просто пытаюсь понять, кому понадобилось отдавать за картину двадцать пять миллионов при условии, что никто никогда ее не увидит.
— Для такого рода коллекционеров тайна — особое удовольствие.
— Но только не для тех людей, с кем я имею дело.
— Не уверена, что вы понимаете, с чем именно имеете дело.
— Думаю, что понимаю: в руках у меня оказался прижизненный портрет Христа, работа, написанная свыше двух тысяч лет тому назад. Прежний владелец готов пойти на любое преступление, лишь бы вернуть ее, а будущий — на любую жертву, лишь бы сохранить. Правильно ли я понял ситуацию?
— Расскажите о людях, которые ее приобрели.
— Когда-нибудь слышали о преподобном Дж. У. Ричленде?
На ее лице проступило понимание.
— А, тот умирающий священник?
— С чего вы это взяли?
— У него рак. И он считает, что картина может вернуть ему здоровье.
— Но не может же он всерьез надеяться…
— Все приговоренные к смерти — мечтатели, Томас. Он не надеется. Он верит.
— Верит во что? Что эта дощечка может его излечить? Да он променял жизнь любимой женщины на этот кусок дерева!
Прежде Мэллой никогда не позволял себе повышать голос в присутствии графини. Но им внезапно овладел приступ безудержного гнева. И дело было не в разговоре с Джонасом Старром — такую реакцию можно было предвидеть, — а в словах Ричленда о риске. Картина значила для него больше, чем женщина, которую он любил. Намного больше.
— О чем вы? — с любопытством спросила графиня.
Мэллой рассказал ей обо всем: о похищении Николь Норт, о встрече со Старром, о телефонном разговоре с Ричлендом.
— Так вы не понимаете этих людей? — спросила графиня.
Мэллой покачал головой.
— Корбо пойдет на обмен. Николь Норт не должна умереть.
— Думаю, вы правы. Весь вопрос в том, что теперь делать.
— То, для чего меня наняли. Доставить картину в Нью-Йорк.
— А как же доктор Норт?
Мэллой смотрел в камин и молчал.
— Вы что же, оставите ее на растерзание Корбо?
— Не я принимаю решения!
— Нет, принимаете, Томас. Именно сейчас.
— Знаете, сколько людей я могу потерять при попытке освободить ее?
— Важно другое. То, что вы потеряете, если не попытаетесь вовсе.
Глаза их встретились.
— Она далеко не невинная овечка.
— Как и все мы, Томас.
Из открытых дверей сарая, где хранился садовый инструмент, Рене увидел мужчину, который спрятался у тропинки над виллой, за водопадом. Он двигался с осторожностью солдата. Еще двое спускались по склону горы. Рене оставил лопаты и грабли в тачке и вышел из сарая. Все эти люди пробирались через скалы прямо над той тропой, по которой несколько минут назад спустился к вилле Мэллой. Проскользнув в сад, Рене заметил еще одного незваного гостя — тот вышагивал по дорожке, что находилась ниже виллы графини. Как и первый, он находился сейчас за водопадом.
Усталой походкой Рене перешел мостик и углубился в лес. Но как только оказался среди деревьев, бросился бежать.
Мэллой вышел из дома и направился к тому месту, где оставил «порше» Хасана Барзани. В пяти минутах ходьбы от виллы тропинка резко свернула от водопада и извивалась теперь вдоль обрыва над пропастью. Сама она была достаточно широка и удобна, но Мэллой почему-то занервничал — сработал инстинкт. Прямо над головой — отвесная скала, справа — обрыв глубиной футов триста — четыреста, на дне которого голые серые камни. Мэллой вдруг почувствовал себя очень уязвимым и понял, что путей к отступлению здесь нет. Раньше, когда он шел той же дорогой, при нем не было картины, к тому же путь проходил выше. Теперь он двигался вперед, не зная, что ждет его за очередным поворотом. Едва он осознал свою ошибку, как перед ним на скале появился человек.
