раз, дорогуша, вы оказываетесь рядом!
– Я тут не при чем. А сифа выглядела как настоящая…
– Сифы вымерли по всему Вееру много лет назад! И я совершенно не понимаю, почему должен залечивать их невидимые укусы… Меня такому не учили, юная ланта.
За раздраженным Углем захлопнулась дверь. Я в очередной раз вздохнула: это он еще не знает об отравлении Чейза ядом хары. Творилось действительно много странного, не поддающегося объяснению.
Может, это не я оживила куратора? Нет, серьезно! Я вроде не некромант, да и Адамиан не походит на зеленого зомби из хавранских комиксов.
Если бы он носил красное «сердце» с собой, в потайном кармане, можно было решить, что Чейза спасла керрактская магия. Но камешек, упавший мне на ладонь, был пыльным, мутноватым и нетронутым. Словно годами, забытый, хранился в открытой коробке на самой дальней полочке.
Дверь снова открылась, в палату вошла миссис Коббс. На подносе она несла стакан с успокаивающим тоником для Анхеля и крепкий взвар для меня.
– Твой дар совсем тебя замучил, – женщина помогла проснувшемуся визионику подняться на подушке. Всунула стакан в ослабшие руки и прислонила к белым губам. – Отдохни. Мы немного заглушим искру, а потом я принесу восстанавливающее…
Измотанный иллюзорным ядом сифы, парень был плох. Не сильно живее Чейза, лежавшего утром под ярмами и умиравшего от настоящей отравы. Теперь-то я понимала, что значит «все розовое, все розовое»… А поначалу решила, что прорицатель шептал про мою соседку.
Интересно, Риз уже приходила или еще собирается? Наверняка чистит перышки и подыскивает наиболее «фейский» гардероб, от которого у мрачного парня искры с глаз посыплются…
Ждать меня внизу она не станет, сразу пойдет сюда. Я ведь как-то так и сказала: «Встретимся прямо там». И вот она я. Прямо тут, на знакомой кушеточке.
– Вы не могли бы передать Джул, чтобы она попросила Риз захватить мою книгу? – сонно попросила Магду. Жар вулканического сердца убаюкивал. – Я тут надолго, а вечером непременно захочется что-нибудь почитать.
– Не смогу, – сочувственно вздохнула сиделка. – Как и все девушки академии, они уехали в Лурдское ателье за платьями.
– Риз вроде не собиралась…
– Ну, не собиралась, не собиралась… а потом собралась, – миссис Коббс пожала плечами и вышла в коридор.
Арховщина какая-то! «Фея» передумала? Променяла раненого визионика на новое платье? А Джулиэт вообще балы недолюбливает.
Встревоженно переглянувшись с Анхелем – надеюсь, мысли он читать не умеет? – я положила сердце на подушку и медленно поднялась. Состояние было неидеальным, но вполне сносным.
Дурное предчувствие подталкивало к двери. Я доплелась до выхода, нажала на ручку и выглянула в коридор. Там как раз растворялся силуэт миссис Коббс, сменяясь черным пятном. Плывущим миражом, прячущим другую фигуру. Последовать за ним у меня не было сил.
– Стой, не пей! – обернулась к Анхелю, но парень уже успел сделать несколько глотков. И на его щеки поползли знакомые синие пятна. – Бездна…
Что Чейз говорил? Что демонский яд убивает мгновенно?
Шатаясь, я в пару секунд достигла кушетки, схватила с подушки красный камешек и сунула его Анхелю в руку.
– Держись. Я сейчас, – захлебываясь ужасом, подбежала к шкафам.
Будь я сиром Углем, где бы хранила драгоценные антидоты?
– Иви… – прохрипел Анхель, находя меня глазами. – Я видел… видел, кто все это… И он увидел, что я увидел. Потому сифа и…
– Помолчи, – велела парню, перебирая непослушными пальцами содержимое ящиков. – Сейчас ты оживешь и потом все подробно расскажешь.
– Ты поделилась… сердцем, – сипло бредил парень.
– Оно большое. На всех хватит.
Сир Радьярд говорил, что позаимствовал у серватория экспериментальный антидот. Говорил? Говорил! И что передал его в целительский корпус.
Будь я антидотом от керрактского яда, от которого отравленный покрывается синими ожогами и голубой паутинкой вен… Прямо как вот Анхель сейчас… Где бы я была?
В руку упала пробирка с надписью: «Слезы хары». Ах вот где…
– Так, давай, открывай рот и пей, – велела парню, разжимая сведенную челюсть. – По тебе птичка плакала. Не заставляй плакать еще и фею.
– Феи… не плачут, – мрачно пробулькал визионик, давясь антидотом.
– Просто они хорошо это скрывают.
Парень сжимал в кулаке вулканическое сердце и судорожно вдыхал. Смотрел на меня безумным взглядом, трясся в агонии, пока я держала его за плечи. Он весь взмок, длинные серебристые волосы слиплись от пота, размазались по шее и щекам.
Картинка меня не радовала, я начала сомневаться в своем решении. Да нет… зелье сеймурских магов-ученых должно сработать. Должно. Они же к вторжению демонов столько лет готовились, не могли ошибиться!
Через пару минут кошмара дыхание парня стало ровнее, шрамы на лице – и видимые, и призрачные – затянулись. Анхель замер на подушке и закатил глаза. Это плохо или хорошо, эй?
Пытаясь унять дрожь, я взяла с полки впитывающее полотенце и подошла к голубой луже. Отравленный тоник растекся по полу. Надо было его собрать, но я никак не могла заставить себя сделать последний шаг к жидкой смерти. Наверное, стоит позвать стражей, ищейку или еще кого…
Гад, устроивший этот кошмар, взял всего три флакона у сирры Фервины. Не рассчитал количество жертв: ему совсем немного не хватило для эффектного разнообразия.
В Анхеле не было ничего ангельского, но и демонического – тоже. Маг-визионик внепланово встал на чьем-то пути, и парню пришлось разделить с Чейзом печальную долю. Радовало хотя бы то, что яды у злодея наконец закончились.
Кулак Анхеля раскрылся, и из обмякших пальцев красной пудрой ссыпался порошок – остатки сердца, сделавшего свое дело. Пыльца осела в лужу, закружилась алой змейкой… И по зеркальной глади поплыли картинки.
Не открывая рта, парень «рассказывал» мне свой последний визион!
***
Кто-то невысокий, угловатый и лысоватый движется в свете Цефеи. Ночная дымка очерчивает силуэт, обозначает неуверенную походку. Человек останавливается рядом с питомником, поджидает здесь кого-то – в кустах, замирая в увядающей зелени растений. Идет снова – к знакомому крыльцу дамского общежития.
Следующая картинка. Мужская рука открывает флакон и опустошает его в стакан. Пальцы тают в серебристой дымке, тоник оказывается у губ ушастой девушки. Она делает привычный глоток и без чувств падает на свою кровать.
Красные узоры смешиваются с голубым фоном, закручиваются все стремительнее в адову воронку… И возвращают меня на скачки.
Я вижу себя чужими глазами. Мой зад неуклюже подпрыгивает на толстом вирсе, черная жокейка едва удерживает завязанные в хвост волосы… Взгляд негодяя переходит к треноге: он заряжает демонское оружие семицветной ампулой. Смотрит в ржавый прицел, метя в пушистый кошачий бок.
Алый сменяется розовым, и на водной глади выступают резные листья. Подошвы грубых мальчишеских ботинок топчут землю под ярмами, знакомые руки аккуратно устанавливают шкатулку. Кладут внутрь синее перо, орошают каплями яда наточенный замок.
В гладкой серебряной крышке я вижу расплывчатое отражение. Рябое лицо, макушка с начинающейся залысиной, короткие светло-рыжие вихры у висков…
– Мойси! – вскрикнула и зажала рот ладонью, боясь разбудить
