или страх... Это желание. Яркое желание ответить на мучение и перестать быть мученицей самой. Тело у меня вдруг загорается, равно как и душа. Дыхание становится прерывистым, я сжимаю до боли зубы, с силой стискивая челюсть. Силы нарастают как разряд электрического тока, собирающегося в одной точке. Я медленно тянусь к кирпичу, не сводя глаз с того, как Хью смачивает тряпку в ведре, стоя ко мне спиной.
Я не могу упустить этот шанс.
Когда я хватаю кирпич, я крепко сжимаю его в руке, привставая на дрожащих ногах с пола. Я держусь свободной рукой за собственные рёбра, словно могу распасться на части, если вдруг сделаю неверное движение. Собираю все силы в одной точке, игнорирую боль в конечностях, игнорирую потребность лёгких вдыхать воздух. Я не дышу, я приказываю всем процессам в моём организме перестать функционировать и сосредоточиться на одной лишь моей руке, держащей кирпич. В венах бурлит неизвестное мне ещё чувство. Желание убить самым жесточайшим способом человека, принёсшего мне страдания. Я хочу, чтобы он пережил всю ту боль, что испытала я от его рук.
У меня нет больше шанса на промах. Либо я убью его, либо умру сама. Третьего не дано. Не сейчас.
И когда Хью, сжимая мокрую тряпку, вот уже собирается повернуться, я больше не сдерживаюсь.
Я размахиваюсь, что есть силы, и бью его по голове кирпичом, стараясь при этом попасть по затылку туповатым углом неравномерного твёрдого осколка. Хью испускает шипение и падает на колени, не успев ничего предпринять.
Я могу ударить его ещё пару раз, добившись потери сознания, и выбежать наружу. Могу, но не хочу.
Я хочу его смерти.
Крепче сжимая кирпич на этот раз сразу обеими руками и обеспечивая себе больше сил, я наношу ещё один глухой удар, на этот раз попавший по его лицу. И он грузно падает на спину. Я не теряю времени, я сажусь на него сверху, вдавливая ногами его руки к полу, не желая того, чтобы он мог шевелиться.
Потом бью ещё раз. Я наношу удар за ударом по его мерзкому лицу, исказившемуся от боли и ужаса.
Я хочу разбить ему череп. И это желание такое великое, что мне совсем не страшно видеть, как мои руки по локти тонут в крови. Не страшно видеть, как человеческое лицо превращается в месиво подо мной. Как глаза уже вытекают из орбит, как тело перестаёт шевелиться, как сыплются по полу зубы.
Я упиваюсь этим зрелищем.
Бью до тех пор, пока не слышу долгожданный хруст и вижу ошмётки мозгов, брызнувших из затылка.
Мне хочется сопровождать каждый свой удар победным криком или криком, состоящим из оскорблений, но в таком случае меня могут услышать. Поэтому вместо этого я больно вонзаю зубы в собственные губы, сдерживая порывы.
Удар...
Удар...
Удар...
Снова удар...
Вместо головы под моими руками теперь кровавая кашица.
Чужая кровь прилипла к моим волосам, к груди, к плечам и лицу. Она пропитала собой моё платье, потекла под мёртвым телом, превращаясь в озёра, реки и лужи. Я обессилено опускаю руки, глядя на показавшийся из разодранной челюсти Хью язык.
Я горько усмехаюсь, шепча:
— Попробуй теперь угрожать мне... Ах, ты уже не можешь. Как жаль.
Он мёртв и теперь не скажет ни слова.
И это я убила его.
Внутри разливается странное тепло. Я свободно выдыхаю. Спокойствие обтягивает меня второй кожей. Кирпич, измазанный кровью и ошмётками мозга, падает рядом с мёртвым телом. А моё сбившееся дыхание уже приходит в норму.
Дверь по-прежнему закрыта. Никто нас не слышал. Никто и не думал заглядывать. И если Джаспер вдруг войдёт сюда снова, я теперь точно знаю: я готова провернуть нечто подобное и с ним.
Я сползаю с трупа и падаю рядом, пачкая волосы в кровавой лужице. Я подолгу гляжу в потолок, позволяя мышцам расслабиться, пока в нос проникает неприятный металлический запах. Моя рука вдруг задевает что-то твёрдое, и я, нахмурившись, обеими руками отодвигаю ткань кофты Хью. Потом достаю серебряный пистолет из прикреплённого к его штанам пояса.
— Вряд ли это тебе теперь понадобится, да, сволочь? — произношу я.
Липкими пальцами я вытаскиваю и чёрную карту, добавляя:
— Ты, наверное, возлагал такие надежды на эту вещицу. Думал, она оградит тебя от смерти, сделав неприкасаемым.
И с новой волной злости я с силой вдавливаю карту в его раздробленную физиономию. Кровь хлюпающим звуком стекает по отсутствующему подбородку вниз мелкой струйкой.
Я встаю, хватая пистолет, и пытаюсь вспомнить фрагмент из детства, когда Джозеф, будучи у нас в гостях, показывал нам с Диланом действие пистолета. Пытаюсь вспомнить, как проверять, заряжен ли он и как из него стрелять.
Но не желая терять больше ни минуты, я делаю глубокий вдох, вытираю кровь с лица локтем, и готовлюсь к первому настоящему шагу на пути к спасению собственной жизни.
Глава 60
Я перевожу взгляд на труп снова, упиваясь и наслаждаясь видом убитого мной Хью. Теперь он не сможет причинить боль ни мне, ни кому-либо другому. Теперь его труп будет валяться никому ненужной тушей, которую съедят дикие собаки.
Сжимаю пистолет сильнее, задаваясь вопросом: смогу ли правильно использовать его в случае чего. Не поранюсь ли случайно сама?
Тишина такая давящая, что мне кажется, я оглохла. Я делаю тихий шаг в сторону двери и осторожно выглядываю наружу, вытягивая пистолет вперёд. Тело шатается, нога всё ещё отдаётся болью. В голову лезут мысли: я не смогу, я такая слабая, я такая жалкая.
Только не сейчас, Лина! — кричу я на себя изнутри. — После того, что ты сделала с тем мерзавцем, какая-то дрожь не может тебя подвести!
Я киваю своим мыслям и иду по коридору, окутанному ночной тьмой. Из-за отсутствия света мне приходится шарить по стенам свободной рукой, чтобы понять, куда мне идти.
— Она хорошенько поработала той ночью, — слышу я вдруг чей-то хриплый голос совсем неподалёку.
Я замираю, но всего на пару секунд, после чего с новыми силами уверенно плетусь вперёд, когда понимаю, что шаги отдалились.
Я обязательно выберусь отсюда.
Я обязательно выберусь отсюда.
Я обязательно выберусь отсюда.
Я обязательно выберусь отсюда....
Едва различив шум приближающихся со спины шагов, я испуганно прошмыгиваю в первую попавшуюся комнату, показавшуюся сбоку от меня через широкий дверной проём. Затаиваю дыхание, прижав к груди пистолет. Палец с курка я убираю на всякий случай. Шаги становятся громче, и вот, мимо моего