этих… Архонтов?
Я рассмеялся.
— Архонты — не короли, они… — я задумался, — ну, они управляют страной, исходя из своей должности. Вот мой отец, например…
— Отравить кого угодно можно, — отрезал Золто. — Но тебя не травили, не отпускали из дома только.
— Ты прав…
Меня затопили обида и злость. Добродушный милый Чора все это время преследовал какие-то свои цели, пока заговаривал нам зубы историями про листья, ветра и мхи! Кровать сразу перестала быть удобной, а комната — просторной. Я отчетливо ощутил себя чуть ли не в клетке, — настолько иначе теперь выглядело все это напускное гостеприимство.
— Говоришь, заплатил нам за каюту на завтра? — я прищурился.
— Ага, — Золто ухмыльнулся, — подумалось, что ты не захочешь здесь задерживаться.
— А что Кина?
— Она принесла деньги и завтра утром будет нас ждать, чтобы попрощаться перед отплытием.
— Мы не проспим?
— Я всегда просыпаюсь за час до рассвета! Правда, потом обратно засыпаю, — пробормотал Золто. — Но в этот раз не засну!
— А…
— А из окна легко можно вылезти, чтобы уйти из дома незаметно. Ногач остался в саду.
Я хлопнул Золто по плечу — что ни говори, а спутник мне попался отличный, а главное — неглупый. Больше нам и обсуждать было нечего, мы отлично знали, что делать дальше.
Глава 25. Пристань
Мы с полусонным Золто и не нуждающемся во сне Ногачом шли кружной дорогой к пристани мимо длинных, приземистых строений — очевидно, складов. Дорога была разбита тяжёлыми колёсами возков, а в колеях стояли непересыхающие лужи. Несмотря на ранний час, в воздухе витало какое-то нервное возбуждение.
Центр дороги занимали стоящие в два ряда повозки, с запряжёнными в них тяжеловозами, и мы шли по обочине Возниц не было видно. Тревожащиеся кони всхрапывали и дергали ушами, когда замечали нас. Ногач вызывал особое беспокойство: один жеребец даже попытался лягнуть деревянный манекен, но не преуспел, ему мешали постромки.
С самого пробуждения я беспрерывно зевал и мерз, проклиная ответственных за расписание регулярных рейсов в Почерму — штиля ли они так рано отплывают? Одежда, выданная нам Чорой также не оправдала своих ожиданий — и я, и Золто мерзли в своих новых легких курточках на холодном утреннем ветру. Настроение у нас было так себе.
Издалека послышался гул толпы. «Гаааа», — хором орала, наверное, сотня мужских глоток. Высокий женский голос, на диво пронзительный, виртуозно бранился.
Золто встревожился и замедлил шаг.
— Я бы повернул назад, — произнес он напряженно. — Вообще не понимаю, что делается. У нас тихий город, никогда такого не было.
Меня тоже одолевало какое-то тягостное чувство. Мы с Золто переглянулись.
— Пойдём посмотрим, — неохотно проговорил я, — не возвращаться же к Чоре!
Золто, решительно кивнув, зашагал вперёд.
Мимо нас попытался прошмыгнуть лопоухий мальчишка в картузе, но Золто придержал его за плечо.
— Пусти, дурак, — обиделся тот.
— Что там делается, скажи, а?
— Докеры бунтуют! — восторженно выпалил паренёк.
Золто растерянно отпустил его, и он устремился вперёд.
— Докеры бунтуют? — удивился Золто. — С чего им бунтовать? Главное — против кого? Чего они требуют?
На эти вопросы ответа у нас не было, и настроение лучше не стало. Продолжая приближаться к порту, я попытался прикинуть, будет ли это значить, что наше отбытие задерживается — и имеет ли смысл пытаться решить этот вопрос с помощью денег.
Вскоре мы уткнулись в стену из спин. Это, очевидно, были местные зеваки, столпившиеся посмотреть на зрелище. Ногач выставил руки треугольником и начал раздвигать толпу. Отодвигаемые им в стороны люди желали нам вечного штиля, но нам было не до приличий. Выбравшись в первые ряды, мы, наконец, смогли увидеть картину целиком.
У пристани стояла наполовину разгруженная барка с тюками… чего-то. Возможно, шерсти? Или ткани?
Слева на берегу штабелями лежали сосновые стволы, вероятно, готовящиеся к отправке.
На середине реки дрейфовал симпатичный белый теплоход. Вероятно, тот самый, что должен был доставить нас в Почерму с оркестром и бесплатным пивом. Он, очевидно, не мог подойти к пристани, занятой баркой. С борта на двух лебёдках спускали раскачивающуюся шлюпку.
Но главное — перед пристанью стояла плотная толпа мужчин в рабочих блузах и картузах. Двое держали растяжку:
«Десятичасовой рабочий день»
Среди них были и женщины, судя по виду, тоже относившиеся к рабочему классу, несколько из них держали на руках детей. Между толпой зевак и сочувствующих стояло около десятка хорошо одетых мужчин, все почему-то в шляпах с загнутыми полями и щегольски закрученными усами. Вид у них был скорее растерянный, чем грозный.
Стоявший впереди них пожилой господин, одетый в белый китель, негромко что-то выговаривал хмурому мужику, вероятно, делегату от протестующих, который мял в руках картуз. Тот упрямо мотал головой.
— Нет уж, — почти выкрикнул он, и повернулся к толпе протестующих.
— Опять нас завтраками кормят!
— Гаааа! — согласно поддержали его докеры.
— Что мы хотим? — гаркнул парламентер. — Десятичасовую смену — раз!
Толпа радостно гакнула.
— Зарплату поднять до десяти галер в месяц — два!
— Два!
— Кто травму получил — тому отпуск и пособие — три!
— Нормальное пособие! — пискнул кто-то из первых рядов. — А не это!
— Чтобы через голову общества новых докеров не нанимать — четыре! Рабочую одежду докерам — за счёт компании — пять! Что, много просим?
Толпа отозвалась несвязным, но громким воем, полным возмущения. Я был согласен — они просили не много.
— А давно это просим?
Вой перерос в рёв.
— Можно это больше терпеть, братцы?
Терпеть больше было, очевидно, нельзя — бунтующие на разные голоса выкрикнули «нет» и затопали для усиления эффекта.
— И я говорю — никак не можно больше терпеть! — воодушевленно продолжил их вдохновитель. — Вот ты, шляпа! — он обратился к одному из хорошо одетых мужчин. — Вот сколько твоя шляпа стоит? А?
Тот что-то негромко ответил ему.
— Семнадцать галер! — громко проговорил заводила. — Да я столько за три месяца не получаю! Посмотрите все, что я ношу на голове? — он поднял в воздух засаленный картуз и потряс им. — Это же дрянь! А во что я одет? А? Дыра на дыре! — Он демонстративно показал дырявую блузу. — Дыра на дыре! Заплата на заплате! Как у нищего попрошайки? А я — нищий? Я — попрошайка? Я работаю, меня уважают люди!
Из толпы зевак вышла и решительно направилась к заводиле женщина в синем платье. Она уперла в бока кулаки и завопила:
— Знаю я тебя! Заливать тут будет он! Работает, посмотрите-ка! Ты, прощелыга, негодяй, бунтовщик, вор, пропойца, лентяй! — оскорбления так сыпались из нее. — Что ты себе позволяешь? А? Что, мне тут до вечера
