близкого человека, я поняла всё. Ваша погибшая в результате несчастного случая жена — величайшая любовь вашей жизни. То произошло ещё до моего рождения, но слова знающего вас человека убедили меня в искренности этих чувств.
— Да, я любил Люрцию, — голос раздался со стороны входа, там Ови увидела ещё одну трубу, — мою собирательницу кристаллов, мегаскопов, телескопов и прочих вещей, которые так любят астрономы.
— И вся академия, — продолжала девушка незримое общение со злодеем, — знала о второй вашей трагедии. Ваша дочь умерла. Но это оказалось ложью. Ваша дочь была талантливой чародейкой, но как она обучилась владению мечом?
— Она умерла и возродилась, — послышалось со всех сторон. Птица крепче прижалась к хозяйке. — Моя главная любовь всей нашей с Люрцией совместной жизни. Тот самый цветок, который я поливал. То самое металлическое лицо, которое я отлил. Та самая магическая сила, которую я в неё вдохнул. Дирца была твоей сестрой-близнецом, Овроллия. Поэтому я и выбрал тебя. Ты не представляешь, как похожа на неё.
— Я вайнка… — прошипела чародейка. — Женщины народа акадари все похожи друг на друга, как… как… как големы! Я не могу быть похожей на вашу дочь!
— Отойди.
Она переглянулась с птицей, осмотрела зал, и вернулась ко входу. Внезапно, по сигналу Алерица, алтарь в центре зала поднялся, плед упал с него, и Овроллия с ужасом осознала, что перед ней стоит очеловеченный голем. Сняв капюшон, металлическая дева показала лицо, почти полностью копирующее лицо Ови. Даже ласточка не сдержала писка, который можно было бы назвать удивлением. Под полой мантии конструкта девушка увидела свои украденные три месяца назад туфли, руки чудовища были облачены в перчатки с изображением ласточки, а левая ладонь сжимала рукоять клинка, упирающегося ножнами в пол.
— Значит, — попыталась восстановить картину Овроллия, не сводя взора с двух немигающих глазниц перед собой, — вы привезли с помощью профессора Жерацира клинок и вызвали кузнеца от мастера Царвеля. Кузнец помог вам выковать клинок, и вы собрали носителя… Как?.. В стенах академии невозможно собрать голема с нуля, не говоря о таком… ужасающем изяществе!
— С помощью этой лаборатории, — тон Алерица стал мягче. — Здесь есть плавильня и кузня, я выковывал детали больше года. Наблюдал за тобой, примерялся к тебе. По твоему подобию мне удалось воссоздать свою дочь.
— Которую вы убили сами своими безумными опытами…
— Ты не знаешь всей правды, потому молчи.
— Ох… — Ови, не сумев совладать с искушением, медленно подошла к стальной деве. Ничто в её безэмоциональном лице не отличало её от самой Овроллии. — Мастер, зачем же вы заставили меня носиться за осколками?
— Если бы здесь был замешан только я, то ты бы уже давно попала сюда. Но у меня… есть компаньон, который требовал твоего участия в расследовании. Если хочешь знать больше, уточни у него, если он вернулся со своего доклада из-за стен академии, — в голове волшебницы буквально отпечатались эти слова. — Ему никогда не нравилось твоё нахождение в этих стенах, но по долгу службы его заставили проверить твои навыки. Однако сам процесс расследования продумывал я, я поставил свою дочь на твоё место, и мой компаньон согласился со мной.
— Милостивая Вари… — девушка погладила лицо ладонью. — Вся академия — это один сплошной преступный синдикат! Зачем вы выбрали такой путь? Зачем?!
— В двенадцать лет моя дочь Дирца приехала на каникулы сюда, в академию Белого Пергамента, — послышался голос справа. — Я познакомил её с мастером кафедры алхимии Жерациром, и он, зная любопытство юных чародеев, отвёл Дирцу в оранжерею. Тогда правила были не такими строгими, и моя дочь проходила мимо дремлющей ecteniasaru’es — плотоядного цветка родом из самых глубоких джунглей с дальнего юга нашего с тобой родного материка Сэвирандоа. Профессор успел вытащить её голову, однако до конца жизни на контурах лица моей девочки остались страшные шрамы, напоминающие ожерелье. Я нашёл похожий цветок и подбросил его через открытое окно в оранжерею ещё до того, как Жерацир обезумел.
— И из-за вас, из-за желания сокрыть ваши тревоги, мастер поссорился с архимагом, и тот горько отплатил ему!
— В пятнадцать лет, — на этот раз Алериц говорил слева, — я отвёз Дирцу на завод своего друга Царвеля. Она проходила со мной и моим другом по подвесной галерее, осматривая убранство и работу мастеровых. Однако внезапно несколько цепных строп сорвались. Мой добрый друг слишком рьяно экономит на материалах, а по тому мосту обычно ходят только полурослики. Мы с Царвелем ухватились за цепи, позже нас сняли. Но Дирца…
— Она, как и я, упала в резервуар с водой, что могло пойти не так?.. — уточнила девушка, продолжая осматривать стального голема и особенно меч в ножнах.
— В тот момент там была не вода, а кислота для обработки металла, — отвечал он всё ещё слева. — Дирцу достали быстро, она задержала дыхание и не захлебнулась, но её прекрасное лицо, кожа рук и шеи покрылись волдырями. До конца своей жизни ей пришлось носить шарф и перчатки даже во время занятий.
Овроллия, взяв ласточку в левую руку, а правой готовясь пускать чары, медленно обошла неподвижный конструкт. Её стальная сестра-близнец не показывала никакой агрессии и, кажется, беспрекословно подчинялась своему создателю.
— Допустим, — произнесла девушка на ходу. — Но с мастером Омольрецем вы незнакомы…
— Но я знаком с его ремеслом, — прервал её скульптор големов. — Почти перед самой своей смертью, незадолго до выпуска, любовь всей моей жизни потеряла любимый браслет. Он повышал её ману, она часто использовала его в лабораторных и полевых исследованиях. Но один из преподавателей часто ругал её за это, обвинял в бесчестности. Дирца была любимицей руководства Зеркальной академии, потому тамошний ректор закрывал глаза на эту безобидную вещь. Однако артефакт был выкраден перед самым экзаменом, и дочь получила не ту оценку, на которую рассчитывала.
— Как связана пропажа магической безделушки с защитным полем, питающимся энергией артефактов? — Овроллия закончила изучать застывшую сестру-близнеца и вновь встала напротив неё.
— Дело не в артефакте. Видимо, раз твоя птица здесь, — девушка невольно вздрогнула, значит, он наблюдал за ней из-за какого-то защитного стекла, — ты не так поняла последнее задание.
— Я… должна была оставить птицу вместо той реликвии, которую нашла?..
За мастера ответила дева-голем медленным кивком. Он продолжал:
— Только лишившись дела всей своей жизни, того, во что любой гений вкладывает самого себя, мы осознаём его ценность.
Чародейка задумалась, поднесла к своему лицу ласточку и взглянула в её чёрные глаза. Если раньше хозяйкой овладевали сомнения, то теперь она была уверена в одном — птица обладает интеллектом. И, что более страшно, она осознаёт это.
— Я
