легковой машине. Зыков и Ножин некоторое время говорили с ними на повышенных тонах, а потом все сели в машину. Предполагалось, что Зыкова похитило либо гестапо, либо советские агенты. Немецкое расследование проводилось формально, поэтому уцелевшие власовцы были убеждены, что за похищением стоит гестапо.
Милетий Зыков (слева, в форме) и Г.Н. Жиленков. Между 1942 и 1944 гг.
С другой стороны, еще 14 июня Гиммлер писал штандартенфюреру СС Гюнтеру д’Алькену, редактору газеты СС Das Schwarze Korps, что с «предусмотренным Вами использованием Жиленкова и Зыкова я также согласен… Начинайте акцию как можно скорее».
Раз 14 июня 1944 года Гиммлер вполне одобрял использование Жиленкова и Зыкова, а Жиленков благополучно дожил до конца войны, трудно предположить, чтобы за несколько дней намерения рейхсфюрера в отношении Зыкова коренным образом изменились. И глава гестапо Генрих Мюллер вряд ли бы стал без веских причин арестовывать, а тем более убивать главного власовского пропагандиста. Непонятно также, зачем гестапо понадобился Ножин. Если бы была поставлена такая задача, Зыкова можно было бы арестовать и тогда, когда он был один. С другой стороны, очень трудно предположить, что советская разведка после разгрома к концу 1942 года резидентуры «Красной капеллы», располагала в Берлине достаточными возможностями для того, чтобы организовать похищение и убийство одного из ближайших соратников Власова. Так что загадка смерти Милетия Зыкова остается неразрешенной. Хотя, конечно, устранение главного пропагандиста Власова для Сталина могло быть даже важнее, чем устранение самого Власова, поскольку советский вождь больше всего опасался пропагандистского воздействия «власовской акции» на Красную армию. Однако нельзя исключить, что к исчезновению Зыкова приложил руку сам Власов или люди из его окружения. Такую версию выдвинул один из офицеров РОА Михаил Михайлович Самыгин, утверждавший в интервью 21 января 1951 года в рамках Гарвардского проекта по изучению СССР: «Решающую роль в создании русской организации в Германии сыграл Зыков, писавший немецкому правительству письма с предложениями учредить подобный комитет. Я хорошо знал Зыкова и в то время недооценивал его. Сейчас мне представляется, что он был ведущей фигурой всего движения. Он был достаточно искусен, чтобы оставаться в тени, поэтому многие никогда не слышали о нем. До своего исчезновения именно он писал речи Власову. После июля 1944-го Власов воздерживался от частых выступлений или говорил банальности. Власов не особо пекся о Зыкове, злословил за его спиной, но “подчинялся” ему. Можно предположить, что Власов приложил руку к его исчезновению…
Однажды Зыкова вызвали по телефону в трактир по соседству. Он взял с собой Ножина, служившего переводчиком (мне об этом рассказал Ковальчук, который был в курсе немецкого расследования). По дороге Зыкова остановил автомобиль, в котором сидело двое. Один был немцем, второй, очевидно, нет, хотя и хорошо говорил по-немецки. Случился громкий спор, но в итоге Зыков и Ножин сели в машину и уехали. Позже немцы обнаружили, что следы шин ведут в лес чуть дальше по дороге. Зондерфюрер Шаберт, бывший лютеранский священник, работавший в абвере, один из самых придирчивых цензоров, спросил меня, как я объясню исчезновение Зыкова. Я ответил, что уверен в том, что его забрало гестапо. В нашем кругу эта версия преобладала… Возможно, немцы нашли доказательство его еврейского происхождения, возможно, им были не по душе его полумарксистские настроения. Позже один русский рассказывал о разговоре с двумя пьяными эсэсовцами, которые утверждали, что Зыкова убили на Александерплац». Однако ясных мотивов, почему вдруг Власов захотел избавиться от Зыкова, тоже не просматривается.
Иван Данилович Черняховский
Генерал армии, дважды Герой Советского Союза Иван Данилович Черняховский (1906 или 1907–1945) был самым молодым командующим фронтом и самым молодым генералом в Красной армии в годы Великой Отечественной войны. В момент гибели Ивану Даниловичу было всего 37 или 38 лет. Войну же он начал всего лишь подполковником, командиром 28-й танковой дивизии в Литве. Столь стремительной карьеры не было больше ни у кого в Красной армии. Все остальные командующие фронтами войну начали как минимум командирами корпусов.
И.Д. Черняховский
Иван Данилович Черняховский родился 16 (29) июня 1906 или 1907 года (биографы подозревают, что он приписал себе один год) в селе Оксанино Уманского уезда Киевской губернии в семье железнодорожника. В 1924 году он стал курсантом Одесского пехотного училища. В 1936 году Черняховский окончил Военную академию механизации и моторизации РККА. Во время учебы в академии поступил донос, будто он «скрыл социальное происхождение», что заставляет подозревать, что Иван Данилович был сыном не железнодорожного рабочего, а как минимум железнодорожного инженера.
28-ю танковую дивизию Черняховский возглавил в марте 1941 года. В 1942 году он командовал 18-м танковым корпусом, с июля 1942 до апреля 1944 года – 60-й армией, а с апреля 1944 года и до своей гибели – 3-м Белорусским фронтом. Первой Золотой Звезды Иван Данилович был удостоен 17 октября 1943 года за форсирование Днепра, а второй – 29 июля 1944 года за освобождение Витебска, Минска и Вильнюса.
Вот что известно об обстоятельствах гибели Черняховского 18 февраля 1945 года со слов бывшего командующего 3-й армией Александра Васильевича Горбатова, на участке которой и произошла трагедия:
«– Через два часа я буду у вас, – сказал Черняховский.
Учитывая, что он поедет с востока, я предупредил его, что шоссе здесь просматривается противником, обстреливается артогнем, но Черняховский не стал слушать и положил трубку…
Проехав город, я, чтобы не опоздать, поспешил к развилке шоссе в семистах метрах восточное городской окраины. Не доехав туда метров полтораста, я увидел подъезжавший “виллис” и услыхал один выстрел со стороны противника. Как только “виллис” командующего очутился на развилке, раздался единственный разрыв снаряда. Но он был роковым.
Ещё не рассеялись дым и пыль после разрыва, как я уже был около остановившейся машины. В ней сидело пять человек: командующий фронтом, его адъютант, шофер и два солдата. Генерал сидел рядом с шофером, он склонился к стеклу и несколько раз повторил: “Ранен смертельно, умираю”.
Я знал, что в трех километрах находится медсанбат. Через пять минут генерала смотрели врачи. Он был ещё жив и, когда приходил в себя, повторял: “Умираю, умираю”. Рана от осколка в груди была действительно смертельной. Вскоре он скончался. Его тело увезли в деревню Хайнрикау. Никто из четверых не был ранен, не была повреждена и машина.
Из штаба 41-го корпуса я донес о случившейся беде в штаб фронта и в Москву. В тот же день к нам прибыл член Военного совета
